- Анна...
Знакомый голос вырвал Анну Викторовну из плена страхов, барышня всхлипнула и нырнула в родные и любимые объятия, словно рыбка в озеро. Яков Платонович осторожно обнял девушку, ласково поглаживая, успокаивая. В голове опять, как и всегда, хороводом вертелись тысячи нежных фраз, но сдержанность и привычка укрывать свои мысли, а паче того чувства, опять сковала язык. Прорваться смогла лишь одна фраза, короткая, словно выстрел, и включающая в себя мудрость веков:
- Я люблю тебя.
Анна вскинула блестящие голубые глаза, потемневшие от волнения, на губах барышни играла робкая доверчивая улыбка:
- А я тебя... хоть барышне и не пристало говорить о своих чувствах...
Яков Платонович приглушённо рассмеялся. Ох уж эта Мария Тимофеевна вкупе со своей сестрицей незабвенной, всё-то им надо в жёсткие рамки этикета загнать, каждую мысль в Аниной головке во фрунт построить! Теперь понятно, почему Анна так разволновалась, родственницы ей, наверное, целый ритуал проведения первой брачной ночи прописали. Яков усмехнулся и попытался снять с головы супруги шляпку, но та держалась крепко, словно орлиное гнездо на скале.
- Она на шпильках, - подсказала Анна, шаловливо блеснув глазами.
Яков вытащил одну шпильку, длинное костяное чудо, кое вполне можно вместо стилета использовать, ознаменовал свою победу пламенным поцелуем молодой супруги и чуть хрипло спросил:
- И сколько их?
Анна, после поцелуя несколько утратившая связь с реальностью, растерянно пожала плечами:
- Я не помню...
- Тогда сам считать буду, - Яков уронил на пол ещё одно модное украшение-оружие и снова коснулся губами губ Анны.
После шпилек настал черёд пуговичек на свадебном платье, а были они такие маленькие и было их так много, что поцелуи сыпались на Анну благодатным дождём, смывая страхи и волнение, оставляя одну лишь чистую страсть, не замутнённую тревогой, печалью или усталостью. Тогда, в гостинице, в каждом поцелуе и объятии Анна неуловимо ощущала горечь разлуки, сейчас была пора торжества. Торжества любви, веры, всего того, что называют коротко и просто: СЧАСТЬЕ.
Уже засыпая на груди мужа, Анна чуть слышно прошептала:
- Только не исчезай...
Яков взял руку жены, ту, на коей блестело обручальное кольцо, и принялся ласково целовать каждый пальчик, переплетая их со своими. Чуть задержался губами на ободке кольца и выдохнул:
- Я клянусь быть с тобой вместе в болезни и здравии, в богатстве и бедности, и даже смерть не сможет разлучить нас.
Дело Љ 1. Сладострастникъ
Как мечтает в своих самых потаённых желаниях встретить утро каждая барышня, независимо от положения в обществе? Правильно, нежным поцелуем от любимого, ароматным букетом цветов, положенных к подушке, в крайнем случае, птичьим пением, врывающимся в распахнутое окно. И уж точно никто не мечтает в самый светлый час перед пробуждением, когда сны столь сладостны и нежны, оказаться в плену горького воспоминания, хуже любого кошмара, порождённого тьмой.
Во сне Анна увидела себя в гостинице в то печальное утро, когда она проснулась одна, а Яков Платонович исчез, сгинул, словно растворился в утреннем свете, не оставив следа. Анна Викторовна вздрогнула, из-за сковавшего душу холода не в силах даже вздохнуть и упрямо надеясь, что всё происходящее всего лишь сон, дурной сон и ничего более. Ведь была же Лизхен с братьями и Юленька, возвращение Якова, его признание и венчание. Ведь это всё было, ну не приснилось же ей это всё?!
- Приснилось, милая, - проскрипел резкий, словно кто-то резанул ножом по стеклу, голос, - ты одна, твой драгоценный Яков Платонович умер, и ты никогда его больше не увидишь.
- Нет, - пролепетала Анна, обхватывая руками горло, - нет, нет, нет!!!
Из тёмного угла номера вышел на свет тощий старик с пронзительными, выцветшими от времени, сально поблёскивавшими глазами. Казалось, у незнакомца от времени выпали не только волосы, но даже брови с ресницами, кожа была неприятного серого оттенка, как у мертвеца, но в каждом движении старика ощущалась сила и власть. И жестокость, даже беспощадность.
- Да, моя милая, - проскрежетал незнакомец, с наслаждением разглядывая Анну Викторовну. - Теперь ты моя, и никто, слышишь, никто тебя не спасёт!
Анна попыталась сбежать, но ноги словно приросли к полу, хотела закричать - пропал и голос, даже глаза закрыть не получилось, чтобы хоть за веками укрыться от мерзкого старикашки.
- Мне нравится твой пыл, - проскрежетал старик, протягивая руку и касаясь щеки барышни ледяными костлявыми пальцами.
Анна рванулась из всех сил, понимая, что всё напрасно, она пленница, и спасения нет, и тут её с силой тряхнули за плечи. Барышня судорожно всхлипнула, вскрикнула и была моментально притиснута к до боли родной и знакомой горячей груди. И тут слёзы, коих раньше даже следа не было, хлынули из глаз Анны Викторовны, словно поток, прорвавший плотину.
- Тише, драгоценная моя, тише, - шептал Яков, нежно укачивая супругу, словно она была маленькой девочкой.
Анна вскинула на мужа блестящие от слёз голубые глаза, всхлипнула:
- Мне сон приснился. Стра-а-ашный.
Яков Платонович ласково стёр слёзы с личика жены, усадил её к себе на колени, крепко обняв и продолжая укачивать:
- Не бойся, мой ангел, я никому не позволю тебя обидеть.
Анна завозилась, устраиваясь поудобнее и чувствуя, как бледнеет и исчезает мерзкий призрак, посмевший потревожить её сон. Боже, как же всё-таки хорошо!
- А ты мне колыбельную споёшь?