— Чего ждём товарищи? Берите лопаты и выравниваем полотно дороги.
Девять человек подсыпали углубления колеи, срезали выпирающие места и, прокатывая по окончании оцилиндрованное бревно, добились относительно ровного участка. Так что после обеда, запряжённая в упряжку пара волов доставила на строительную площадку все ящики до единого. Вот дальше началось смятение в людских душах. Всем стало интересно, что скрывается за листами серебристого металла, особенно Клаусу. Тот как кот обходил ящики, царапал и стучал ногтем, даже принюхивался, после чего спросил:
— Какая-то новая латунь?
"Сейчас, — подумал я, — так я тебе и рассказал про алюминий. Здесь ещё лет пятнадцать о нём знать не будут, а как выяснят, то дороже золота ценить станут. А пока, придётся выдавать заранее заготовленную версию".
— Почти угадали, — соврал я.
— Впервые такую латунь вижу. Или слишком много цинка или олово со свинцом добавили в медь… Если не секрет, откуда?
— Выкупил в прошлом году у какого-то экспериментатора Ганса из Копенгагена. Были задумки, но в итоге весь металл пошёл на листы. На пушки он не годится.
— Понятно. Прошу прощенья, что отвлёк, — Клаус уже собирался уходить, как я остановил его вопросом:
— Я услышал Ваши рассуждения и сделал вывод, что вы неплохо знакомы с физикой процесса получения латуни?
— Ах, это было уже давно, — сказал Клаус, махнув рукой. — Три курса Гёттингенского университета до сих пор дают о себе знать.
— Обучение закончили? — не отставал я.
— К сожалению, — с грустью в голосе произнёс Клаус Иванович. Если бы я окончил университет, разве я был бы здесь? Для учёбы необходимы средства. Да и не слишком прилежным студентом я оказался.
— А со знанием химии у Вас как, или также лекции прогуливали?
— С работой доктора Эмерсона знаком, — насупился Клаус, — и не только.
— Тогда не всё потеряно, шучу. Клаус Иванович, можете ли Вы рассчитать и воплотить такую штуку, как водопровод?
— Вы хотите пустить сюда воду из ручья?
— Да. Тому, что здесь планируется, необходима вода и естественно её сток. Придётся поставить водонапорную башню. Иными словами поднять на достаточную высоту ёмкость с водой над уровнем земли. Вода по трубе из Лущенки станет поступать в бак, а уже оттуда к потребителю.
— А не проще ли будет выкопать пруд и подвести канал? Навскидку, саженей сто прорыть надо. Дюжина землекопов за месяц справится.
— Так подсчитайте. Что окажется проще — сделаем. Но мне кажется, для начала нам стоит заключить контракт.
Таким образом, перед отъездом мне удалось заполучить недоучившегося студента с практическими навыками работы в гидрогеологии, немного разбирающегося в химии и как минимум в математике. Пока, на три месяца. Может, подзаработает, да доучится в своём университете. Всё ступенькой в чине выше станет. Хотя, с его слов, постижением науки он занимался в промежутках между дневным сном и обедом и лишь с середины месяца, когда заканчивались выделенные отцом средства брался за ум. Опять-таки, ровно до того момента, пока кто-то из собутыльников не брался проспонсировать вечеринку. И лишь благодаря Мнемозине осилил хоть какие-то знания. Как бы то ни было, другого "специалиста" я найти не смог, — ни за рубль, ни за десять.
В день убытия в Тулу прискакал Полушкин с сыном. Державшийся позади отца мальчик ловко спрыгнул с коня и стал помогать с седельными чемоданами. Едва багаж был снят, как пострелёнок занял место в строевом седле и лихо послал лошадь рысью, переходя в намёт. Минута и всадника след простыл.
— Каков ловкач, — высказал я своё восхищение. — Будущий кавалергард.
— Упаси Господь, — тихо прошептал Полушкин. — Лучше в гусары или в пехоту.
Моё предложение присесть перед дорогой, было воспринято как само собой разумеющееся. Иван Иванович даже какую-то молитву пробубнил и, перекрестившись, походкой уверенного в себе путника направился к ландо, где перекинулся парой слов с Тимофеем. Тот уже закончил поправлять упряжь, и восседал на козлах. Едва щёлкнул замок закрывающейся дверцы, как раздался лёгкий хлопок вожжей о лошадиные выпуклые части и карета тронулась. Путь наш лежал в Смоленск, а оттуда по "Старой Смоленской дороге" до Дорогобужа, где мы планировали двухсуточный отдых. Дальше на Вязьму и тут было два варианта: первый, следовать через Можайск до самой Москвы и как "белые люди", по более-менее ухоженной дороге докатиться до Тулы; либо второй, по которому мы поворачивали к Юхнову, затем в сторону Калуги и пытались отыскать нужный нам город. Каждый вариант имел свои преимущества и недостатки. В первом случае — спокойная, но длинная дорога, а во втором — триста вёрст направления.
3. Дорога в Тулу.
"Напрасно мирные забавы продлить пытаетесь смеясь
Не раздобыть надёжной славы, покуда кровь не полилась".
Мой дом — моя крепость. Сколь же оно благодатно, это ограждение, из коего мы, однако, всеми силами пытаемся вырваться. А ведь именно оно создает заботливый островок средь бушующего моря; блажен, кто сладко почивает на его лоне, не опасаясь быть разбуженным, ему не грозят никакие шторма, он не почувствует крупных солёных брызг, не услышит рёв стихии. Но горе тому, кто, подстрекаем злосчастным любопытством, рвется прочь, на ту сторону туманной дымки, спасительно окаймляющей горизонт.
Э-ге-гей! Вперёд, вперёд по бурным волнам забот и волнений, в поисках невидимых земель, прячущихся во мгле. Прочь беззаботный островок!
Как же здорово, выехать на зорьке из уже набившей оскомину деревеньки, высунуться из окошка ландо, взглянуть на божий мир, подставить лицо под набегающий поток, глотнуть свежего воздуха с тем ароматом трав и хвои и, полюбоваться зелёными лугами и лесами, убегающими к горизонту. В такие мгновенья душу охватывает несказанная радость, и она присоединяется к той неописуемой вселенской мелодии, ставшей выражением взаимной гармонии и согласия с природой. Дорога! Это всегда калейдоскоп впечатлений, пусть даже перемешанный с запахами пыли, смазки колёс, лошадей и заботливо уложенной под самую крышку багажника снеди. И если в душе ты хоть на йоту романтик, прими путь как очередное захватывающее приключение.
С того момента, как при Екатерине смоленскую дорогу оснастили верстовыми столбами, обладатели часов, не прибегая к сложным расчётам смогли узнать с какой скоростью они перемещаются по весьма приличному для того времени тракту. У каждого вида транспорта она разная, но если отбросить некоторые условности, и округлять некоторые цифры, то путешественники в один голос утверждали: — "Пятнадцать вёрст в час"! По-моему, это только в мечтах. Даже на моём сверхлёгком, с улучшенными ступицами и колёсами ландо, имея в упряжи, скажем так, непростых лошадей мы преодолевали не больше десяти-двенадцати. Поначалу, ещё в первую поездку в Смоленск я очень злился, так как постоянно выбивался из графика, а теперь привык что ли. Тем более со слов Полушкина мы летим как птица, и он переживает, как бы ни отвалилось колесо. И я уже вместе с ним думаю, а не слишком ли мы торопимся, и не случится ли что-нибудь с колесом? Здесь это в порядке вещей, чему я собственно и стал свидетелем. В полуверсте от села Верховье двое крестьян (видимо отец и сын) как раз и занимались тем, что один из последних сил подпирал телегу, а второй пытался насадить на только что замененную ось укатившееся имущество со спицами. Поднимая за собой шлейф пыли, мы проехали, не останавливаясь: не принято барину помогать смерду. Социальное неравенство во всей красе и скажите спасибо, что кучер, мимоходом не огрел кнутом бедолаг. Если не повезло родиться с серебряной ложкой, то придётся глотать пыль всю оставшуюся жизнь. Как там, в пословице про Устав и чужой монастырь, а если это монастырь уже стал твоим?
— Стой! — громко крикнул я Тимофею. — Пойду, посмотрю что случилось.