Сказано — сделано. Близнецы сбегали на лоджию и принесли на кухню ножовку. Она и правда оказалась очень ржавой. Один из братьев сунулся было с ней к раковине, но Лиля не позволила разводить антисанитарию в месте приготовления пищи и отправила Ваньку и Саньку в ванную.
Там зашумела вода. И шумела подозрительно долго. Девочка подумала уже, не собрались ли братья купать ножовку, но те все же вскоре вернулись, с ног до головы мокрые. А вот выкупанная пила, если и стала чище, то Лиля этого определить не смогла. Впрочем, она решила, что ржавчина — это не такая уж и грязь. К тому же, мясо все равно будет вариться, так что все микробы, что переползут на него с ножовки, в любом случае погибнут.
— Дайте! — протянула девочка руку к пиле.
— Это не женское дело, — получила она суровый ответ.
— Я сомневаюсь, — хмыкнула Лиля, — что здешние мужчины очень много за свою жизнь напилили.
— Вот заодно и научимся.
И близнецы принялись пилить мясо. Это была долгая и грустная история. Сначала они процарапали ножовкой по столу, и сестренка едва не распилила их за это сама. Тогда они переложили мясо на табурет. Но раз за разом, стоило провести по ледяному куску ржавыми зубьями, мясо выскальзывало из рук и падало. Вскоре пол на кухне представлял собой жуткое зрелище. Еще более жуткими выглядели оба юных мясника — им после всего ванна точно была обеспечена. А стирки-то теперь, стирки!.. Лиля уже понимала, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет, но, решив, что хуже все равно не будет, смиренно ждала, когда братья устанут. А они все никак не уставали.
Наконец, вспотевший, разгоряченный Ваня воскликнул:
— Давай я на него встану, а ты будешь пилить!
— Давай! — закричал вошедший в пилительный раж Саша.
И Ванька вспрыгнул на табурет, где лежал злосчастный, растрепанный, будто побывал в зубах у стаи собак, кусок мерзлого мяса.
Что произошло дальше, никто из детей не мог вспоминать без слез. Вот только это были разные слезы — у кого-то боли, а у двух других — безудержного смеха. Короче говоря, Ваня поскользнулся на мясе и загремел с табурета, оглашая кухню сперва испуганным криком, а затем страдальческим воплем. Мясо же, выскользнувшее из-под его ног, взвилось кверху в бесшабашном кураже от внезапно обретенной свободы. Оно ударилось в стену, оставив на обоях восторженную жирную кляксу, и срикошетило в прихожую, где, устало громыхнув, затихло в ожидании дальнейших мучений.
Но следующие полчаса прошли для него в полной неопределенности. Сначала Лиля с Александром доставали из-под стола воющего от испуга и боли Ивана, потом сестренка прикладывала к его ушибленным местам лед, потом успокаивала расхохотавшегося до икоты Саньку, потом хохотала сама… Затем вместе с Сашей они утешали обидевшегося на них Ваню, и лишь после этого все принялись искать недопиленного беглеца.
Мясо в конце концов обнаружилось там, где меньше всего ожидалось. Несчастный, замученный продукт примостился на полке для обуви рядом с одинокой маминой туфлей — решил, видимо, прикинуться ее недостающей парой.
И эта красная туфелька навела вдруг Лилю на новую мысль.
— Помните сказку про Золушку? — спросила она у братьев.
— Ну да, — сказал Санька, заметив, куда смотрит сестренка.
Ванька это тоже увидел и сказал:
— Ты думаешь, что и мама… ну… сбежала от принца?..
— Вы чего? Где вы тут видели принца? — обвела девочка братьев недоуменным взглядом. — Игорь Сергеевич и в пажи не годится. Я о другом подумала… — Перед ее мысленным взором снова возникло мерцающее, растаявшее в воздухе облачко, будто и впрямь фея волшебной палочкой махнула. Но говорить это братьям… Опять засмеют.
— О чем? — не выдержали близнецы.
— Я подумала наоборот. Что вдруг мама не сбежала от принца, а убежала к нему. К настоящему принцу… — Голос Лили дрогнул, и Санька с Ванькой сразу поняли, кого она имеет в виду.
— Но ведь он… — залепетал Иван. — Но ведь она…
— А как же мы?.. — заглянул в сестренкины глаза Саша.
— А мы пойдем суп варить! — насупилась Лиля. — Чего застыли? Идите теперь мясо купайте!
Глава 4
У меня было много времени подумать над всем, что со мной случилось. Подумать хорошенько, основательно. Подумать, но не смириться.
Три дня я провела в сильнейшей горячке, серьезно напугавшей обитателей дома баронессы. Мне чудились мои близкие, я буквально видела их в тенях и бликах света, что наползали на меня со всех сторон. Картины прошлого преследовали мой воспаленный ум, заставляя испытывать горе раз за разом.
Я то вновь была в объятиях любимого, то снова переживала его смерть. Боролась со свекровью и свекром, доказывая, что никогда и ни при каких условиях не отдам им детей. Переезжала с севера, обустраивала новую квартиру, хваталась за голову от чудачеств Саньки и Ваньки, пыталась сделать из дочки-сорванца принцессу Лилю.
Всем своим существом я хотела оказаться возле них. Я согласилась бы и душу продать, лишь бы вновь очутиться в нашей квартире и услышать, как дочь отчитывает меня за курение.
Еще два дня я отходила от последствий своего состояния. Заново воспринимая реальность и налаживая контакт с целителем и обиженной на мой поступок баронессой. Во мне, видите ли, разочаровались. Я не осталась в долгу и прямым текстом послала леди Малену со своим разочарованием в пешие дали. Красочно расписав, куда она может засунуть свои чаяния по моему поводу, пока сама не окажется в хрен пойми где, оставив своего жениха в родном мире. Кажется, мадам впечатлилась и прониклась моими словами, потому как вместо недовольства ее лицо выражало крайнюю степень задумчивости. Надо полагать, женщина никогда не ставила себя на место атте.
А через три дня меня выпустили на свет божий, разрешив гулять по саду, составляя компанию баронессе. Та сделала вид, что между нами ничего не произошло, а потому наше общение смело можно было назвать нейтральным. Она делилась впечатлениями от званых вечеров, куда выезжала, рассказывала о красоте столицы, которую мне еще предстояло посетить, иногда вскользь упоминала жениха. Но я однозначно понимала, что близкими подругами с леди Маленой нам не стать. Я и на Земле-то была сиротой, а здесь уж подавно из меня не вылепить леди.
Целитель же взял на себя роль то ли моего психолога, то ли сиделки с навыками профессионального слушателя. Каждый вечер перед сном он заставлял меня выговариваться, жаловаться и иногда выплакиваться, аргументируя это тем, что я не должна копить в себе негативные эмоции.
Вот и сейчас я сидела напротив него и пила чай, мысленно желая поскорее закончить этот «сеанс психотерапии».
— Вам были необходимые ясные мысли, Золя, — подытожил он свою речь, которую я почти полностью пропустила, — вы должны были избавиться от непосильного груза, и вы справились. Я готов приступить ко второму этапу адаптации атте в Триадоне, но для начала… Скажите, что вам снилось во время болезни?
Этот вопрос меня обескуражил, а разъяснения целителя заставили нахмуриться.
Даже мечась в горячке, по словам Герхата, я улыбалась. В такие моменты мой организм начинал интенсивную борьбу, что в итоге и привело к выздоровлению. А потому сейчас он требовал от меня пояснений: о чем таком я думала, потому что это могло помочь в дальнейшей адаптации.
— Дети: двое сыночков и лапочка дочка, — искренне ответила ему. — Я вспоминала их и то, как они проказничали.
Непроизвольно вспомнила тот день, когда Лиля вломилась в ванную комнату, и все обнюхав на предмет табачного дыма, уставилась в потолок, мрачным голосом поведала, что к нам сегодня придет проверка. Помню, как испугалась не на шутку. Да и ничего удивительного, за год я столько этих проверок прошла, что мне сочувствовали даже сами проверяющие. И тут очередная проверка, как снег на голову.
«— Из школы? — спросила ее тогда, обреченно вздохнув и в уме прикидывая, успею ли убрать квартиру после «игрищ» близнецов.
Но Лиля промолчала, продолжая нагнетать обстановку.
— Так какая проверка?