— Неприятный звонок? — интересуется Буланов.
— Нет, — не моргнув глазом, вру я. Моя личная жизнь — моя личная боль, и на этой планете точно не существует мужчины, с которым бы я согласилась ею поделиться.
— Так что насчет адреса? — не уступает он.
— Хорошего вечера, Ян, — говорю с фальшивой улыбкой. И жестом пресекаю попытки развивать эту бессмысленную тему дальше.
— Я настаиваю, — не сдается мой непрошенный поклонник.
— Послушайте, Ян, — вижу, что мое «выканье» заставляет его морщиться, но мне так проще. Есть грань, которую я не переступлю. Точно не с таким, как он. — Я слишком взрослая и самостоятельная женщина, чтобы клевать на подобный школярский флирт. Моя жизнь поровну разделена между работой и дочерью. Я знаю себе цену и, поверьте, она куда выше, чем предложенная вами роль девочки на одну ночь.
— Может быть, ты стала бы чем-то большим, чем малышкой на одну ночь.
Я добиваюсь того, что улыбка исчезает с его лица, а в глазах вспыхивает раздражение. Парень не привык, чтобы ему отказывали, но какое мне до этого дело?
— Уверена, вы говорили это и тем, кто был до меня. А теперь прошу прощения, но у меня дела. Надеюсь, вы станете нашим постоянным посетителем.
Это всегда срабатывает: достаточно одного логически обоснованного «нет», чтобы даже у подкованного ловеласа закончились аргументы. И этот раз — не исключение. Буланов пожимает плечами, салютует на прощанье — и возвращается к приятелям.
Через час, закончив со всеми документами и подписав все отчеты для бухгалтерии, в компании жуткой головой боли, еду домой, в который раз жалея, что до сих пор не наняла водителя. К счастью, дорога не загружена, и дворники резво смахивают мелкий дождь с лобового стекла моего «Мерседеса». Телефон на соседнем сиденье звонит еще дважды — и оба раза это снова Андрей. Не хочу с ним разговаривать, не хочу снова впускать в свою спокойную жизнь этого взрывоопасного мужчину. Я потратила слишком много сил, залечивая душевную рану, чтобы теперь подставлять ее под удары прошлого. Эта страница моей жизни написана и перевернута. Хотя, нужно быть честной, мне все-таки любопытна причина, по которой он вдруг вспомнил о моем существовании. Но уж с любопытством я как-нибудь справлюсь.
Мой дом — моя крепость. Три этажа в хорошем районе, обнесенные трехметровым кованым забором. Когда за мной закрываются автоматические ворота, я, наконец, могу вздохнуть с облегчением. Здесь меня точно ничего не достанет.
— Маришка уснула, — говорит моя палочка-выручалочка, Любовь Викторовна.
Она у меня и за няньку для Маришки, и за мастерицу-повариху, и за домом присматривает, и порядки наводит. Помню, как однажды намекнула, что надо нанять уборщицу из клининговой компании — что тут началось! И слезы, и обиды, мол, скоро и ее спишу, за ненадобностью. А я всего-то хотела снять с моей Любы часть обязанностей.
Я зверски устала и практически проваливаюсь в сон, но нахожу силы сходить в душ. А когда выхожу, то в домомфоне раздается звонок. Любовь Викторовна смотри на меня с нескрываемой паникой: с моим почти монашеским образом жизни в этом доме давним-давно нет поздних визитеров. Снимаю трубку — и голос, который, как я думала, успела забыть, скользит по слуху, словно пенопласт по стеклу.
— Ева, нам нужно поговорить, — требует мой бывший муж, Андрей.
Я с шумом втягиваю воздух через сцепленные губы. Как он нашел меня? Я сменила квартиру после нашего развода, а он, насколько мне известно, в то время уже был вместе со своей новой любовью где-то в Италии. Хотя, не важно: я выбросила из своей жизни всех наших общих друзей, но большая часть этих людей жила со мной в одном городе и так или иначе, но мы пересекались. При желании, узнать, где я живу, не такая уж непосильная задача.
— Если человек не отвечает на постоянные названивания, значит, говорить он не хочет, — говорю спокойно и сухо, но пальцы на трубке домофона сжимаются так сильно, что это почти физически больно.
— Я хочу поговорить о дочери.
— Просто замечательно, что спустя четыре года ты, наконец, вспомнил о ее существовании.
— Ты сама хотела, чтобы я больше никогда…
Я перебиваю его на полуслове. Да, я хотела. Хотела, чтобы этот человек больше никогда не появлялся в нашей жизни, и, хоть этого поступка никто не одобрил, сразу, как только Маришка начала задавать вопросы о папе, рассказала ей, что папа нас бросил ради другой тети. Пусть моя дочь растет и понимает, что мужчины иногда бывают вот такими мудаками.
— Что тебе от нас нужно? Твоя крашеная любовница в курсе, где ты находишь в такое время?
— Мы расстались.
Почему я не удивлена? С трудом, но все же сдерживаю горький смех. Все так банально, что даже зубы сводит: Андрея пнули под зад, и он вдруг вспомнил, что где-то там, позади, осталась тихая гавань. Очень глупое заблуждение, потому что ту гавань давно смыло штормом нашего развода.
— Ева, прошу тебя… Хорошо, хотя бы просто встреться со мной. У меня подарок для Марины.
Мне очень хочется послать его подальше вместе с подарком. Что такое он может купить моей дочери, у которой и так есть все, кроме, разве что, личного пони. Но я понимаю, что дальнейшие попытки будут лишь бессмысленным сотрясанием воздуха, и как бы там ни было, но я выставлю себя упрямой ослицей.
Кроме того…
Какой женщине не хочется, чтобы бывший увидел ее спустя годы и понял, кого он потерял? Минута триумфа — так, кажется, это называется.
— Завтра, в два часа дня, в «Мандарине». У меня будет «окно».
— «Мандарин»? Это где?
— Захочешь — узнаешь.
Я кладу трубку и поворачиваюсь к Любе. Она смотрит на меня с тревогой, так что приходится выкроить спокойную улыбку.
— Это просто визит из прошлого, Люба, — говорю я вдогонку улыбке.
Но мы обе знаем, что жизнь куда сложнее.
Глава третья: Ветер
— Наиль, ты не виноват.
Выставляю руку вперед, мысленно ставя между собой и вторым хирургом — Татьяной Ждановой — воображаемую каменную стену.
Каждый раз одно и то же. И после каждого раза я почти уверен, что это — конец, что болеть уже не будет. Когда же наступит пресловутое «профессиональное выгорание»? Когда я перестану видеть на операционном столе… А, блядь!
Срываю окровавленные перчатки, бросаю их в бокс.
— Я поговорю с родителями, — предлагает Татьяна.
— Не нужно, я сам.
Девочку привезли с ножевым ранением брюшной полости: сожитель ее матери обкурился какой-то дряни, и голоса в голове приказали ему вынуть из ребенка Сатану.
Ее мать сидит в коридоре: всклокоченная, не первой свежести женщина. Срывается на ноги сразу же, как видит меня. Первое, что мне хочется сделать: уебать ей как следует, до кровавых соплей, чтобы кровь из ушей потекла. Как, как блядь, можно было оставить пятилетнего ребенка с наркоманом?! Не удивлюсь, если она и сама «мажется».
С каменным лицом сообщаю ей, что девочку спасти не удалось. Она что-то невнятно мычит и даже не пытается плакать. Просто пятиться, чтобы наткнуться коленями на скамейку и усесться на нее.
Вот и славно. Лучше так, чем истерики.
Курить. Хочу курить, хоть две недели держался, пытаясь завязать.
Ну и похеру.
В кофе-автомате беру «американо» и выхожу на крыльцо. Прохладный пряный воздух сентября навевает тоску. Бросаю взгляд на время на экране телефона: половина второго ночи. На экране висят ярлычки входящих сообщений «WhatsApp»’а. Ни с кем не хочется говорить. Ни с кем, кого я знаю. «Зацени, какая цыпочка?», пишет мне мой старый приятель Ян, и присылает не очень четкую фотографию девушки со спины. Почему-то на несколько минут прилипаю взглядом к ее длинным, почти до талии волосам, завитым тугими змейками локонов.
Мысль о прошлом, в котором и у меня была женщина с такими же длинными волосами, застает врасплох. Я почти чувствую их мягкость в кулаке, но быстро выбрасываю воспоминание из головы. Нет уж, по шлюхам тосковать — себя не уважать.