-- Ах, Эвелина, за что вы гоните мальчика? Конечно, я почту за честь выпить с вами чашку чая, но, быть может, юный фон Айс нам что-то почитает в это время? -- прощебетала она. -- Право, у него так выходит читать вслух.
«Еще лучше у него б вышло командовать солдатами, но его матушка так трясется над единственным наследником, что не позволит ему даже высморкаться, если это будет опасно», -- мысленно продолжила она.
Юный паж и впрямь мечтал об эполетах, но, будучи последним представителем рода, еще в детстве был взят ко двору, и шансы стать офицером у него отсутствовали напрочь -- герцог лично поклялся на Библии, что не позволит прерваться славному роду.
-- Да-да! -- герцогиня захлопала в ладоши от столь удачной идеи. -- Ведь мне привезли новый меровенсский роман! Как я могла запамятовать? Франц, будьте так добры, он уже разрезан и стоит на во-о-он той полочке.
-- Служить вам -- моя обязанность, сударыня, -- поклонился фон Айс.
Пока Мафальда разливала по чашкам чай («Ах, Эвелина, эти горничные столь неловки -- лучше уж я сама!»), а паж выкладывал фолиант на пюпитр, герцогиня успела пару раз пройтись по комнате, не выказывая, впрочем, раздражения.
Как и ожидала Мафальда, новый роман оказался на редкость скучным. Описание природных красот, с которого он начинался, растянулось на несколько страниц, и к тому времени, когда на сцене, наконец, появились главные герои, первая фрейлина уже с трудом сдерживала зевоту и на всякий случай все время держала чашку с чаем возле лица. Впрочем, юный фон Айс умел прочесть с чувством даже такое бесцветное вступление -- если бы не его способность заинтересовать слушателей, Мафальда, без сомнения, не только шокировала бы свою госпожу зевотой, но и вовсе задремала бы. Эвелина же слушала хоть и с нетерпением, но без скуки: ей хотелось, чтобы скорее началось действие. Что не могло не радовать ее любимицу -- минуты текли одна за другой, Франц все читал, а герцогиня и не думала его останавливать.
Через час после начала чтения Мафальда уже точно знала, чем закончится роман, кто из героев на ком женится или выйдет замуж, кто умрет и кто останется ни с чем. Эвелина, забыв про недопитый чай, слушала молодого чтеца, затаив дыхание и совершенно позабыв, что собиралась на конную прогулку, и что самого Франца ждет к себе их с герцогом гость. Зато сам юноша помнил об этом прекрасно и, продолжая в лицах разыгрывать перед слушательницами описанную в романе драму, то и дело краем глаза поглядывал на едва слышно тикающие возле камина часы.
«Интересно, хватит ли у тебя решимости самому прерваться и сказать Эвелине, что у тебя есть другие обязанности?» -- с любопытством раздумывала Мафальда, украдкой глядя на раздосадованное лицо Франца. При других обстоятельствах фрейлина не преминула бы это проверить, но сейчас допустить, чтобы герцогиня рассердилась на пажа, было нельзя. А потому, дождавшись, когда фон Айс дочитает до конца очередной эпизод и сделает паузу, чтобы перевести дух, она тихо ахнула:
-- Госпожа, что же мы так задержали нашего юного друга! Как бы гонец его не отругал и не пожаловался герцогу!
Франц громко скрипнул зубами -- сидевшая в нескольких шагах от него Мафальда отчетливо это услышала и бросила на юношу сочувственный взгляд. Нет, что ни говори, а для мужчины лучше война и опасности, чем мирная жизнь, в которой его в любой момент могут унизить!
-- Ох, и правда! -- жалобно вздохнула Эвелина, глядя, впрочем, не на пажа, а на книгу, которую он уже готовился заложить узкой шелковой ленточкой. -- Ну, ничего. Вы, Франц, так и скажите нашему гостю, что это я во всем виновата.
Паж чуть слышно засопел -- одна мысль о том, чтобы «спрятаться» за спиной у женщины, приводила его в ужас и в ярость одновременно. Что ж, придется мальчику немного потерпеть...
-- Франц ни за что вас не выдаст! Ведь так, Франц? -- улыбнулась Мафальда юноше. -- Придется мне за него заступиться. Я вернусь через несколько минут!
И не давая герцогине опомниться, фрейлина юркнула за дверь, поманив растерянного юношу за собой.
Глава III
Мелкие капли холодного осеннего дождя пятнали форму генерала фон Эльке темными влажными пятнами.
Впрочем, «пятнали», это, вероятно, не совсем верное выражение. Хотя форма его бригады и была пошита из ткани песочного цвета, отчего пыль на ней была не так уж и заметна, пропылена одежда Эрвина была до такой степени, что стала окраса, так называемого, «мышиного», так что дождь скорее исполнял роль прачки.
Естественно, покрыта пылью была не только форма молодого генерала. Тяжелый двухдневный марш сделал «мышиной» всю бригаду. Вернее, то, что от нее осталось.
«Это еще хорошо, что дождей не было почти неделю, -- подумал Эрвин, -- а то бы мы непременно увязли в грязи во время перехода. Может даже пушки пришлось бы бросить».
Бригада выходила к Аурумштадту.
-- Эрвин, друг мой, вы живы! -- к усталому и почти не спавшему два последних дня фон Эльке стремительно подскакал эрцгерцог Эдвин со свитой. -- Я не чаял уже вас встретить, кузен!
-- Там где может пройти лесной зверь, пройдет и бранденбургский гренадер. -- усмехнулся молодой человек. -- А там где не сможет пройти лесной зверь, все равно пройдет бранденбургский гренадер. Если говорить в двух словах, то мы потерпели победу. Дивизия фон Зюшвица разбита наголову, господин дивизионный генерал, а сам он убит. Правда, после победы, мы были вынуждены совершить срочную ретираду.
-- Как вам это, черт побери, удалось? -- запальчиво воскликнул наследник престола. -- Эрвин, вы -- бог войны!
-- Отнюдь, это ваша должность, кузен. -- устало улыбнулся Эрвин.
Эдвин фон Гогенштаузен воякой, действительно, был знатным. Какой бес дернул молодого (а были они с фон Эльке одногодками) наследника престола стать шефом именно артиллерийского полка, не знал, пожалуй, никто. Однако того, что бомбардиром он был от Бога, также никто отрицать не стал бы. Это под его командованием пушкари буквально выкосили наступающие колонны противника под Шарлотенштадтом, это его канониры обеспечили победу в деле при Виндстиллбурге, да и весь исход Гессен-Гомбургской кампании, в целом, немало зависел от эрцгерцога Эдвина.
Год назад наследник престола выслужил звание дивизионного генерала, и никто во всем Великом Герцогстве Бранденбург не мог сказать, что эполеты он получил исключительно по праву рождения.
-- Рассказывайте, Эрвин. -- потребовал эрцгерцог. -- Вестовые, это хорошо, но я хочу знать, что и как было на самом деле. В подробностях.
Фон Эльке глянул на проходящую мимо колонну своей бригады -- поредевшей, ох, как поредевшей в последней баталии, -- и вздохнул.
-- Первым делом, господин дивизионный генерал, я прошу принять мой рапорт о присвоении майору Розену следующего воинского звания, полуполковник, и награждении его орденом «Сиреневой звезды» первого класса. -- Эрвин извлек из внутреннего кармана загодя, буквально на коленке написанный рапорт, и протянул его своему непосредственному командиру. -- Посмертно.
Эрцгерцог одним порывистым кистевым движением развернул бумагу, и буквально впился взглядом в текст.
-- Немыслимо. -- огорошено прошептал он минуту спустя. -- Как у него это получилось?..
Солнце в тот день оказалось, для октября, нежданно теплым. Если первые несколько эскадронов и мушкетерских баталия, спешно перестроившихся с марша, солдаты Эрвина опрокинули играючи -- не дошло даже до штыковой -- пользуясь внезапностью, то уже час спустя после восхода дневного светила, молочная пелена, скрывавшая позиции бригады фон Эльке, начала стремительно развеиваться, как и рассветный полумрак, не позволявшие противнику должным образом оценить количество и дислокацию противника, а равно и наладить управление собственными войсками. Оное обстоятельство позволяло предположить: вот-вот противник развернет свои батареи и выкосит солдат фон Эльке дружными залпами. Именно в этот момент, когда Эрвин уже готов был дать приказ к ретираде, из оврага на левом фланге выскакали кавалеристы Розена. Удар двух драгунских эскадронов был страшен: три баталии, уже перестроившиеся в линии для боя были смяты и обращены в бегство в течение нескольких минут, а драгуны Розена, с молодецким посвистом, устремились к позициям померанской артиллерии, все еще находящейся в конных упряжках, а оттого беззащитной. В течение какого-то получаса дивизия Зюшвица лишилась двух третей своих пушек, подорванных драгунами на их же собственном боеприпасе, и полуэскадрона гусар, попытавшихся помешать бранденбуржцам. В той лихой, хотя и скоротечной кавалерийской сшибке погиб и померанский дивизионный генерал.