Розен же развернул своих кавалеристов в тыл к ведущим перестрелку, периодически переходящую в штыковые схватки, померанским мушкетерам. Атака эта, поддержанная фланговым ударом гренадер Радека произвела на неприятеля впечатление настолько ошеломительное, что в бегство обратились даже те баталии, которые не попали под удар бранденбуржцев.
Эрвин немедленно отдал приказ всем остальным баталиям также ударить в штыки и хотел уже отвести драгун в тыл, однако не успел отправить вестового к майору -- Розен, не мешкая, развернул свой поредевший дивизион, и насел на спины удирающим врагам. Кавалеристы лихо рубили беглецов, еще более усиливая панику и толчею в рядах померанской пехоты, покуда не столкнулись с силами, примерно в эскадрон или чуть более, вражеских кирасиров и конногренадер. В завязавшейся схватке полегло более половины бранденбуржцев, и хотя победа осталась за ними -- противник элементарно не успел взять разгон -- Розен также оказался в числе тех, кто сложил свою лихую голову.
Впрочем, не он один в то утро погиб за отечество -- массированные атаки померанской пехоты выкосили до трети личного состава мушкетеров. Погиб в рукопашной Пилипчук, ранены были Нигельфар и фон Леман, чудом избежал смерти Радек, треуголку которого сбила вражеская пуля. Только бомбардиры Хортманна и гренадеры фон Реутова понесли сравнительно небольшой урон, но дальше удерживать померанцев было совершенно невозможно.
Да, дивизия фон Зюшвица была, в большинстве своем, разбита и рассеяна, так что фельдмаршал Кабюшо остался без авангарда, но уже подходили к усеянному телами полю боя основные силы, разворачивалась артиллерия, и оставаться на месте было бы полнейшим безумием. Эрвин скомандовал отступление.
Увести по узкой лесной дороге пять баталий, орудия и остатки эскадрона, да еще в виду ободрившегося при виде их ретирады неприятеля -- это задача не из простых. Покуда отряды, один за другим, снимались с позиций, и устремлялись под низко нависшие ветви деревьев, гренадеры фон Реутова и егеря фон Штоца выдержали четыре фронтальных натиска солдат Кабюшо, спешивших добить бранденбержцев и не дать им уйти. Последний раз, когда в расстроенные прошлыми атаками ряды ворвались драгуны, Эрвину, чья лошадь погибла от шальной пули, пришлось лично возглавить контратаку своих солдат. Его шпага, не выдержав столкновения с палашом «конного пехотинца», сломалась в самом начале схватки, и дальше фон Эльке вынужден был орудовать уже штыком оброненного кем-то мушкета.
В лес гренадеры и егеря отступили уже под грохот рвущихся вокруг бомб -- пушкари Померании, наконец, развернули свои батареи. Утомленные ночным маршем кавалеристы Кабюшо не стали долго преследовать бригаду Эрвина, ограничившись парой коротких стычек на фланге.
-- И вот я здесь. -- закончил свою речь фон Эльке. -- А в дневном переходе -- не более -- за моей спиной основные силы неприятеля.
-- Славно же вы дали по зубам этому выскочке-лягушатнику, кузен. Ах, отчего старый пень фон Берг не позволил выдвинуть к Фюртену всю нашу дивизию?!! -- воскликнул Эдвин.
«Не такой уж и старый, если умудрялся волочиться за Мафальдой», подумал фон Эльке.
-- Хортманна, уж простите, я у вас забираю. -- продолжил, меж тем, эрцгерцог. -- Вы же становитесь лагерем на Лысых Холмах. Да, это в тылу, но, Эрвин, вашим солдатам нужен серьезный отдых. Сейчас отдыхайте, а вечером ждем вас и ваших офицеров в собрании -- необходимо будет воздать вам достаточные почести.
-- Розен. -- коротко напомнил бригадный генерал наследнику.
-- Да, само собой разумеется. -- Эдвин передал рапорт штаб-офицеру своей свиты. -- Приказ будет сегодня же, не сомневайтесь кузен.
Отдых, это было замечательно. Это было то, что сейчас требовалось фон Эльке больше всего, однако сразу же после прощания с сыном гроссгерцога Максимилиана предаться ему не было никакой возможности. Сначала Эрвин, вместе со своей бригадой, завершил выдвижение к указанному Эдвином месту, а до него было добрых три лье, затем проследил за установкой лагеря, распределил караулы, и только затем смог рухнуть в своем шатре, даже не пообедав и не сняв сапог.
К вечеру у генерала фон Эльке болело всё. Казалось, что молодой человек ощущает каждую, самую мелкую жилку в своем организме, каждую мышцу своего тела, и все они дружно и в один голос заявляют: «Хозяин, отдохнуть дай!»
Наскоро перекусив хлебом и холодным вареным мясом, Эрвин, невзирая на протестующую плоть, облачился в чистый мундир, заранее вынутый денщиком из сундука и отвисавший все время пребывания генерала в царстве Гипноса, навестил цирюльника -- в дни спешного отступления к Аурумштадту было несколько не до бритья, а двухдневная щетина всяко не украшает мужчину в офицерском собрании -- повесил на бедро шпагу, добытую где-то все тем же расторопным денщиком взамен сломанной в бою (сказать по чести, эта была и вовсе придворной зубочисткой, а не боевым оружием) и, со скрежетом зубовным, едва удержавшись от старческого кряхтения, взгромоздился на коня.
-- Господа, я бы тоже предпочел отдых визиту в собрание. -- обратился он к ожидавшим его уже офицерам бригады, с усталыми, как у одного, осунувшимися лицами, -- Однако дивизионный генерал фон Гогенштаузен недвусмысленно дал понять, что лично будет ждать нас. Впрочем, я полагаю, что через часок, когда затихнут первые здравицы и славословия, мы сможем улизнуть. А пока, прошу всех не посрамить честь бригады унылыми лицами. Мы нынче герои и образец для подражания.
Полчаса спустя небольшая кавалькада уже въезжала в городишко Цвибельштадт, где со всеми возможными удобствами, квартировал штаб дивизии. Под нужды офицерского собрания бургомистр выделил целое крыло ратуши, а блюда туда доставлялись из единственной в городишке приличной ресторации, способной накормить, но, увы, не вместить всех господ офицеров дивизии эрцгерцога. Эдвин, надобно отметить, не обладал семейной чертой Гогенштаузенов -- мелочной скупостью, -- и владелец ресторации за пару недель заработал целое, по его меркам, состояние.
-- Господа, а вот и они! Ура героям Фюртена! -- воскликнул кто-то, едва фон Эльке со своими офицерами переступили порог.
Общество зачин поддержало с удовольствием, и не успели Эрвин и его подчиненные глазом моргнуть, как у них в руках оказались бокалы с игристым вином из Шампани, а сами они расхватаны различными группами и группочками офицеров, требующих поведать о деле под Фюртеном в деталях и с душеразрывающими подробностями.
-- Э`гвин, д`гужочек, идемте к нам! -- едва освободившись от расспросов сослуживцев, услышал генерал знакомый голос из-за ломбера. -- Оставьте ненадолго войну, давайте сыг`гаем.
-- Юстас, вы?!! -- воскликнул фон Эльке, подходя к своему старому приятелю и трем сидящим с ним за игорным столом офицерам -- всем в форме лейб-гвардии гусар. -- О, уже майор? Что вы здесь делаете, дорогой друг?
-- Ну не думаете же вы, что г`госге`гцог позволит воевать своему сыну совсем уж без подде`гжки гва`гдии? -- ухмыльнулся в свои роскошные усы тот. -- Ваши «Синие волки» тоже здесь. Составите нам компанию за ка`гтами, гене`гал?
-- Ух-ты -- ух-ты, всего-то на чин его обошел, а он уже по званию ко мне обращается. -- расхохотался Эрвин. -- Почему тогда по стойке «смирно» не стоите, лейбгвардии-майор? Конечно, составлю, старина. Сколько я вас не видел уже? Год?
-- Около того. -- вновь ухмыльнулся гусар.
Барон Юстас фон Лёве был другом Эрвина столько, сколько тот помнил себя самого. Поместья их соседствовали и оба семейства, что совсем неудивительно, часто наносили друг другу визиты. Мальчишки-погодки порой целыми неделями жили в гостях один у другого, а став постарше вместе уже ходили и на охоту, и к девушкам, да и в столицу, представляться ко двору, отправились вместе.
Эрвин занял место за игровым столом и, после представления ему присутствующих, была произведена раздача. Коротая время за игрой, офицеры вели светскую беседу.
-- Два таллера.
-- Подде`гживаю. Э`гвин, я пытался перед ма`гшем вст`гетиться с Мафальдой, может быть она хотела бы написать вам несколько ст`гок, но -- увы, мне сие не удалось. Дво`г отбыл в Лихте`гвинд.