Младшему же графу де Вер все казалось ерундой, и он был больше озабочен отношениями с мужем, нежели хлебом насущным. Со свойственной молодости верой в лучшее он смотрел в будущее с улыбкой, не считая убогий быт чем-то значимым для себя. Даже постоянные ужины, состоявшие из хлеба, сыра и не самого лучшего сидра, он воспринимал как само собой разумеющееся. С милым рай в шалаше.
– Но не до такой же степени! – пробормотал Неделег себе под нос и остановился. До ворот замка оставалось меньше четверти лье.
Он посмотрел на бурьян на месте некогда возделанных полей. Был бы дар постабильнее, можно было попытаться поднять пару десятков покойников и под покровом ночи приставить к полевым работам. Но пока даже думать о чем-то подобном преждевременно. Он даже искру дара в Изет сумел разглядеть всего лишь неделю назад. Как так получилось, Неделег не представлял. Для него все люди всегда четко делились на две категории. Видеть искры он мог, сколько себя помнил, наличие спящего дара в муже определил, даже будучи одной ногой в могиле. Как можно не заметить очевидного? Приходилось списывать такие огрехи на пока еще сохраняющуюся двойственность своего внутреннего «я». Других более-менее внятных объяснений придумать не получалось.
– Ты сегодня рано, – Лукас выходил из кухни, и они столкнулись возле лестницы. – Проголодался?
– Проголодался, – согласился с ним Неделег, вкладывая, правда, совсем другой смысл в это слово, – и соскучился.
В ответ он получил легкую улыбку и едва заметное прикосновение губ к щеке. И как же этого было мало! Лукас все еще считал, что может повредить супругу, и держал себя отстраненно, позволяя лишь вот такие невинные вольности. Даже в постели. Даже в чертовой супружеской постели! Поцелуй перед сном в лоб, рука поперек груди и «приятных сновидений»…
Сновидения после таких провокаций были более чем приятными, чувственными и приводящими к разрядке обычно ближе к рассвету. Но Неделег бы предпочел предаваться безудержной супружеской любви наяву. Оставалось только убедить Лукаса, который в этом вопросе был поразительно твердолоб.
Остаток дня они провели традиционно в библиотеке. Лукас снова что-то писал и зачеркивал, хмурил лоб и грыз кончик пера. Что-то у него не сходилось в вычислениях, но свою помощь Неделег зарекся предлагать – хватило одного раза. Да и в бытность свою некромантом он был изрядно далек от помещичьих нужд и забот. В общем, Лукасу пришлось все переделывать заново. Он как-то пытался объяснить основы ведения хозяйства, но Неделег позорно заснул на середине рассказа. Да, стыдно, но было ужасно скучно, и зачем было проводить лекцию в спальне? Лежа, так трудно сосредоточиться…
Лукас время от времени смотрел на Ноэля. Тот вздыхал над очередным занудным фолиантом, теребил падавшие на лоб вихры и кусал губы, отчего они становились такими яркими, сочными и манящими, что сил сдерживаться почти не оставалось. Он снова и снова пытался углубиться в сухие столбцы цифр, но перед глазами как назло стояла только одна картина – Ноэль. Сам молодой супруг просто не понимал своей невероятной привлекательности. Ругал веснушки, выступившие на носу, пытался заправить за уши кудри и время от времени застывал перед зеркалом с несчастным выражением лица. На попытки объяснить, что он весьма мил, не реагировал или же реагировал, но очень странно, сразу пытался предложить себя. Тогда Лукасу приходилось совсем плохо, удерживать себя в узде удавалось только титаническими усилиями и постоянными напоминаниями, что муж еще не совсем здоров и очень, очень молод.
Ноэль захлопнул книгу и понес обратно на место. Лукас тотчас сделал вид, что сильно занят, уставившись в написанные строчки. Слух подсказывал, что муж пытается выбрать для чтения что-нибудь более подходящее, то, что может заинтересовать. К сожалению, в замке на самом деле почти ничего не было. И более того, даже будь это не так, Лукас был бы вынужден продать все самое ценное. Просто эти древние фолианты, свитки, рукописи и гримуары никому не были нужны. Даже скупщикам всяких редкостей и диковинок. За них предлагали настолько смехотворные суммы, что расставаться с ними не имело смысла.
Неделег со злостью вернул на полку труд какого-то напыщенного дурака о влиянии состояния духа на земли, воды и звезды. Большего бреда ему в жизни читать не приходилось! Косой взгляд на Лукаса показал, что тот погружен в свои хозяйственные дела и ничего вокруг не замечает. Пришлось выбирать следующий том для чтения и надеяться, что он окажется удобоваримым.
Лукас все же закончил составлять письмо в обитель, где проводил время в посте и молитвах тот святой отец, который сочетал их узами брака. Изведя несколько листов, он наконец остался доволен результатом: в меру вежливо, в меру почтительно, но тем не менее твёрдо и решительно. Он просил прислать подтверждающую брак бумагу и сделать выписку из книги регистрации. Завтра с утра он собирался послать верного Антуана с этим письмом и надеялся получить ответ на следующий же день. На душе было как-то неспокойно – странным образом из столицы не пришло никаких указаний по поводу бракосочетания. Король, конечно, не мог счесть событие малозначительным и пустить все на самотек тоже не мог. Зная его мелочную и мстительную натуру – никогда.
Ноэль так увлекся чтением, что не замечал ничего вокруг. Даже когда Лукас негромко окликнул его, не повернул головы, застыв соляным столбом, вперив невидящий взгляд в раскинувшийся за окном пейзаж. Лукас хотел позвать погромче, но передумал, решив понаблюдать. Интересно, что вызвало столь странное поведение?
Неделег не ожидал наткнуться в захудалом замке на такую жемчужину. Объявленный в свое время вне магии и закона Акестор Паламед, приговоренный к мучительной казни через сожжение вместе с его якобы подрывавшими основы мироздания трудами, был своего рода пугалом от науки. Его имя произносилось едва не шепотом, его именем проклинали врагов. Неделег помнил своего деда, который буквально в двух словах передал внуку заблуждения этого псевдоученого. И вот теперь в руках Неделега возмутительная в своей правильности книга. Какое счастье, что до нее не добрался кто-то еще. Слава вседержителю, что никто не понял, что это такое! Не смог прочесть.
Он уставился невидящим взглядом в поля. Магия, писал Акестор Паламед, не есть субстанция однажды и навсегда данная. Она может меняться с течением жизни, приходить и уходить в зависимости от влияния неких факторов. Да, эти факторы сложны в определении, да их мало, и колебания в целом на протяжении жизни мага обычно малозаметны, но… Не существует магии определенной направленности, она есть двуедина по своей сущности и обретает ту полярность, которую задает ей сам маг или внешние обстоятельства вокруг него. Существует ряд носителей магии, в коих дар не проявляется вообще. Если же вдруг носитель такого дара оказывается вблизи неустоявшегося мага и дар его обладает обоими полярностями, то, вступая во взаимодействие, обе магические искры «раскачиваются», проявляясь все сильнее и сильнее… Но становление такого мага со скрытым даром может быть болезненным… И магия же охраняет своих носителей от различного рода хворей, присущих обычному люду… Магия не появляется из ниоткуда и не исчезает в никуда. Она была. Она есть. И она будет всегда. Магия всегда стремится занять более выгодную позицию, найти для себя оптимального носителя. Слабому дару – слабое тело. Немощным духом и телом не стоит развивать в себе дар, ибо может он выжечь носителя изнутри.
– Ноэль! – в который раз выкрикнул обеспокоенный Лукас и потряс супруга за плечо.
– Прости, задумался, – произнес Неделег, встряхивая головой и пытаясь прийти в себя.
Все, что он только что прочитал, вызывало шок. Попадись ему эта книга еще несколько месяцев назад, сжег бы не задумываясь, потому что понять и принять изложенное в ней был бы неспособен. А сейчас он чувствовал, как мир переворачивается, и чтобы снова обрести себя в нем, нужно время.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – нахмурился Лукас.