Козявка разлепил глаза и благодарно посмотрел на меня. Похоже, соседи за неполные сутки его пребывания в больнице достали напрочь.
- Ну, вот и хорошо…
Докторицы наши величественно удалились. А мы с козявкой и двумя старым козлами – его сопалатниками, – остались.
Те что-то бодро бурчали, пока я поднимал мальчишку на ноги, потом, поняв,что сил у него после приступа нет совсем, просто взял на руки эту груду костей и кружку крови и поволок в сестринскую. Вообще-то, больных там не сильно привечают – это единственный уголок, где мы можем от них скрыться, покурить, попить чаю, в тишине посмотреть телевизор, поболтать всласть, да мало ли чего. Но я сегодня один как перст на все отделение, так что голосить по поводу лишней заразы в чистом кабинете будет некому.
Пристроил его на диван, сунул под спину подушку, включил телик – шел какой-то мультяшка, козявка явно заинтересовался, начал следить глазами за бегающими по экрану коту и мышу. Синева постепенно уходила с лица, он становился похож на человека.
- Ладно, парень, полежи пока. Пойду, отколю филейные части и вернусь. А ты свою порцию на сегодня получил, так что лежи, отдыхай. Тебя хоть как зовут-то?
- Элька…
Понятно, типа Эльдар в полном варианте. И фамилия такая… Козяв… Кузьменко… Обалдеть! По-другому не скажешь. А меня он даже не спросил о моем имени – видимо, ему вовсе не до того было. Ладно, потом познакомимся.
Пока я снимал стресс, ловко попадая шприцом в мускулюсы глютэусы, сиречь – окорочка моих больных, мелкий понемногу осваивался в сестринской.
Когда я вернулся, чайник кипел вовсю, а Элька задумчиво стоял на коленках перед холодильником. Но вот тут-то… В нашем холодильнике мышь удавится, чтоб не мучиться от голода. Я-то обычно вечером не ем, а пара моя сегодня не вышла – заболела, похоже. На исхудалой мордочке козявки было написано горькое разочарование. Я вздохнул – не могу, когда на меня смотрят голодными глазами, да еще и после сердечного приступа. Пришлось тащиться в раздатку и тихо стырить там батон хлеба и остатки вечерней каши – пока его жабокряки по палате поглощали ужин, мы с Элькой бегали на томограф. Эти добрые дяди мальчишке даже на тарелке не оставили ужин, то ли сожрали его порцию, то ли просто выбросили. Каша была пшенная и невкусная, но козявка смел ее за мгновение, проглотил полбатона хлеба с сахаром и осоловевшими от сытости глазами уставился на меня. Щеки и губы немного порозовели, и он больше не напоминал голодного вампира, о чем я ему и сказал. Мальчишка тихо заржал. Страх смерти, видимо, прошел, и он начал воспринимать действительность более или менее реально.
- А как вас зовут? - Синие глаза смотрели хитро – непонятно, как обращаться к медбрату – вроде бы, маленькое больничное начальство, да и постарше все-таки. Поэтому козявка решил не рисковать и обратиться со всем почтением.
- Влад…
Вообще-то я Владимир, но заморачиваться по поводу Вовочки начал очень рано, и настоящее имя теперь знает только моя тетка да секретарь моей альма-матер – когда студенческий выписывала. Сильно сомневаюсь, что староста знает имя в реале, впрочем, не уверен – она у нас девица очень дотошная.
- Спасибо,Влад…
Что можно сказать на такое? «Не стоит, так поступил бы каждый!» В общем-то, да, исключая тех двух жирных боровов в его палате, выживших мальчишку едва не в коридор после приступа и оставивших его еще и голодным. Хорошая компания, нечего сказать. Ладно, отольются кошке мышкины слезки. Очень люблю ставить укольчики. Особенно в жирные дряблые окорочка плохих парней. Ощущения просто непередаваемые.
Светка рассказывала такую историю… Она работала до кардиологии процедурной сестрой в поликлинике. До работы надо было довольно долго ехать на автобусе. Зима, мороз, автобус раз в час. На остановке – куча народу. Она в автобус не попала – дядька какой-то отматерил и столкнул с подножки. В итоге, на работу она опоздала на час… Влетает в поликлинику, а возле ее кабинета сидит тот дядька. Дальше она всегда говорит так : «Я взяла самый большой шприц и сааамую тупую иголку! И как вколю ему укол!!! Так легко на душе стало – боженька сразу его наказал!»
- Ты откуда вообще?
М-да, название его деревни мне ничего не сказало.
- В школе учишься?
- Не, я школу уже закончил. Сельскохозяйственный колледж в районе.
Нормально. ПТУшный мальчик ходит в обнимку с «Историей Средиземья» и говорит почище тургеневской барышни. Остается задать вопрос : «Кто вы,мистер Кузьменко?»
Но спросить не успеваю – пока я переваривал информацию, малой сомлел и теперь тихо посапывает на подушке. Даже не разделся, поросенок. Я пристроился рядом в кресле и тоже задремал…
Самое плохое в нашей работе – раннее утро. Народ начинает ползти в туалет, а поскольку в коридоре света еще нет, а очееень хочется добечь до местечка уединенных размышлений, наши бабки, дедки, тетки и детки шаркают ногами в растоптанных тапочках. Вот почему в больнице все больные в растоптанных тапочках маршируют по моему усталому за день мозгу? Шарк-шарк-шарк в одну сторону, бумм дверью, потом снова шарк-шарк-шарк в другую, бумм дверью в палате, непременно кто-то проснется и возмущенно загудит. А я-то это сквозь сон слышу, и не могу уйти в край сладких грез окончательно, словно страж на башне замка. Шарк-шарк-шарк… Растоптанные тапочки остановились возле двери в сестринскую. О, Господи, иди уже дальше, не буди злую собаку. Вы-то выспитесь днем, да еще доктору на бессонницу ночью жаловаться будете, а мне утром, высунув язык на плечо – в универ через полгорода на практику переться, пока доживешь до лекции, где можно поспать – полдня пройдет, и их как-то нужно прожить…
- Влад,Влад, - едкий голос взрывает мой мозг.
- Да что уже? – Грубить нельзя,но сильно хочется.
- Влад, там в палате больной …
Так, можно не договаривать, подскок на месте и выброс в коридор. Ну что за люди – любят помирать ночью. Возле палаты жмутся двое дедов, еще один тащится за мной сзади, я вламываюсь в сонную темноту палаты, зажигаю верхний свет. Еще хрипит. Ладно, не так все страшно. Памятник поставить тому, кто изобрел сотовый телефон. А что – если я не сплю, пусть и дежурный доктор не спит.
Остановился он значительно позже, после того, как честно выполнили все положенные мероприятия. До прямого массажа, правда, не созрели. Возраст не тот, да и диагноз страшненький. Ладно, доктор молча поднялась с пола и двинулась в ординаторскую писать в истории про свои действия. Посмертный-то напишут утром, а вот что вводили, как давили и дышали – это сразу надо бы записать. А мое дело – убраться в палате. Деды сбились в кучку возле двери, смотрят испуганно, как малые дети. Ну, да, один из вас. Молчат. А что тут говорить – вопросы излишни. И тут меня как домовой-больничный в спину толкнул – оборачиваюсь, а за спиной стоит моя козявочка и дикими глазами смотрит на разгром в палате, простыню на полу, деда на ней. Шприцы, кровь… Так, а вот тебе здесь делать точно нечего.
- Элька, брысь в сестринскую, еще время есть поспать. Иди!
Он отрицательно качает головой.
- Элька, иди отсюда, приступ хочешь чтобы повторился?
Иди-иди уже, не твое дело, как я это тело теперь буду поднимать на каталку и в морг переть по переходу ночью. Не положено их в отделении оставлять до утра – больные пугаются.
Ага, больные пугаются… Из Светкиных историй - на практику из меда прислали студентов 6 курса, вроде, в помощь дежурному врачу. Ребята оказались из Пакистана, кожа медно-черного цвета, черные глаза, широкоморденькие такие. По-русски говорили нормально, больных понимали… Ночью дикий крик на все отделение: «Черт,черт,черт!!!» Забегают в палату, а там пакистанец решил бабульку посмотреть по повелению дежурного врача. Часов 12 ночи, ночник горит, бабка дремлет, он подошел и взял ее за руку. Та поднимает глаза –на фоне белого халата черная рожа, сверху белая шапочка. Бабка чуть не померла. В фигуральном смысле…