Ни поспать, ни...
Я нетерпеливо вытряхивал Аркашку из его шмоток, но постоянно натыкался на его руки — он пытался помочь, но толку с той помощи было чуть. Мешал только.
— Стой смирно!
Аркашка растерялся и замер, а я воспользовался случаем, толкнул на кровать и снял плотно сидящие джинсы вместе с трусами.
— Соскучился, — пробормотал я, падая рядом. Когда успел избавиться от треников? Загадка…
— Костик, — Аркашка тут же подкатился мне под бок и прижался всем телом, — не тяни. Сил нет.
За ручку двери подергали. Я приподнялся на локте и закинул ногу на Аркашкино бедро — слишком долго у нас не было секса, чтобы обращать внимание на всякую ерунду. Времени и так было в обрез.
Дверь теперь уже сильно дергали и даже пнули для верности пару раз. Я наклонился, чтобы поцеловать призывно приоткрытые губы Аркашки…
— Константин!
Мы замерли, с ужасом воззрившись на дверь.
— Мама, — выдавил из себя я и прислонил пылающий лоб к Аркашкиному плечу.
Мама свалилась на мою голову месяц назад. Приехала в общагу, поселилась в комнате и убираться восвояси не желала. Намеков она упорно не понимала и постоянно жаловалась на — сердце — печень — легкие, но пошатнувшееся здоровье не мешало ей резво спускаться с седьмого этажа на прогулку, а после так же бодро возвращаться назад. Лифты в нашей общаге работали не слишком охотно.
— Да что же такое, — голос мамы отчетливо доносился из-за тонкой двери, — ушел, что ли, куда?
— Не знаю, — открестился сосед, высунувший нос на шум. — Я телик смотрел. Может, Катька из семьсот двадцать восьмой видела? Она с малым аккурат в это время гуляет.
По коридору простучали шаги и раздался отдаленный стук — делегация пошла к Ермаковым.
Я снова потянулся к Аркашке, погладил по животу, спустился ниже и легонько сжал его яйца. Помассировал и почувствовал долгожданный отклик. Член Аркашки немного напрягся, а сам он вздохнул с чуть заметным облегчением.
— Валентина Георгиевна, говорю же вам — не видела!
Сердитый Катькин голос раздался невовремя и как-то слишком близко.
— Слышь, Ермакова, у тебя же ключ запасной есть, — влез сосед.
— Ну Витька, ну зараза, — прошипел я, — дам я тебе в другой раз на опохмел, жди!
Бедный Аркашка окаменел. Вытаращил глаза и забыл, что нужно дышать.
— Не откроют, — выдохнул я ему в ухо, памятуя о картонных стенах, — мы же ключ в замке оставили.
Аркашка чуть не прослезился от радости, но на попытки продолжить реагировал вяло, все порывался вытянуть шею и повернуть ухо к двери.
В замочной скважине заскрежетало. Мы снова напряглись, тревожно всматриваясь в пока еще закрытую дверь.
— Екатерина, это явно не тот ключ!
— Ну как не тот, он же отдельно висит!
— Дай сюда!
В коридоре на пол что-то со звоном упало.
— Экая ты безрукая, — припечатала мама, и в замке снова заскрежетало.
— Я же говорила, — злорадно сказала Катька. — Это был ключ от моей комнаты, и он застрял.
— Надо слесаря, — обрадовался Витек, — он на третьем живет. В триста пятнадцатом. Бежать, что ли?
— Беги, — разрешила мама.
— Валентина Георгиевна, нужно наперед узнать, дома Костик или нет, — в Катьке проснулись остатки здравого смысла.
— Ох, в гроб он меня загонит своими выходками. Что-то мне нехорошо.
Каблуки вразнобой застучали прочь — сердобольная Катька наверняка повела мать к себе.
— М-м? — потянулся я к Аркашке. — Кажется, у нас все-таки все получится.
Чтобы его расслабить мне пришлось приложить усилия, но я старался. Аркашка раздвинул ноги и легонько поддавал бедрами, когда я увлеченно делал ему минет. И дернул же меня черт посмотреть в окно…
— Что?! — взвился Аркашка, когда я нечаянно немного сжал зубы.
— Э-э, не бойся, — фальшиво бодро сказал я, — они нас не видят.
Аркашка отполз от меня, завернулся в одеяло и сел. В соседнем окне, которое было почти напротив из-за чудо-архитекторов, спроектировавших общагу в виде креста, была хорошо видна чья-то смутно знакомая рожа с биноклем. За спиной наблюдателя маячили еще несколько человек.
— С-суки, — жалобно сказал Аркашка и снова лег.
Я был с ним совершенно согласен — народ у нас подобрался жуть какой любопытный и охочий до сплетен, скандалов и чужой личной жизни. Про нас с Аркашкой все и так все знали. Внезапный каминг-аут случился у нас еще года три назад, когда я только приватизировал свою комнату. Мы немного увлеклись, принимая душ, а душевых на этаже было пусть и несколько, но все же не при каждом блоке, и нас застукал Витек. Сначала он брал небольшую мзду за молчание, а потом по пьяни все равно проболтался. Нас некоторое время пообсуждали, но потом Семенов с пятого этажа бегал с ножом за Камилем с четвертого, и все переключились на более злободневную тему: ревность или белая горячка? Оказалось, горячка, и Семенов после больнички долго извинялся перед Камилем, разумеется, с бутылкой.
Я попытался было отобрать одеяло у Аркашки, но не тут-то было.
— Не шевелись, — угрюмо сказал он, — Петрович запросто определит движение в комнате. Он же снайпером был.
Я вздохнул и обнял колени. Голяком было холодно, одеялом делиться со мной никто не собирался, а Петрович мог стоять с биноклем часами.
— Вот, — раздался за дверью голос мамы, — ключ застрял. Нужно ломать дверь.
— Пятьсот рублей, — объявил слесарь.
Я снова вздохнул. Вообще-то для того, чтобы вскрыть дверь, нужно хотя бы спросить паспорт с пропиской… Но у нас же все про всех знают! И знают, что Валентина Георгиевна приехала к Костику. Какой паспорт! Какая прописка!
Дверь жалобно затрещала под напором слесарных инструментов.
Я молча сдернул с Аркашки одеяло, лег и укрылся. Аркашка, подумав, лег рядом. Дверь распахнулась.
— Вы что это заперлись? — сурово спросила мама и подбоченилась.
— Пятьсот рублей давайте, — встрял слесарь.
— Вот он пускай дает, — мама ткнула пальцем в меня. — Устроил тут…
— Не дам.
— Заплатите, а потом выясняйте отношения.
— Не дам!
— Нет, кого я вырастила?! Как тебе не стыдно? Мать, как последняя побирушка, под дверью домой попасть не может. Люди добрые…
Скопившийся народ в коридоре навострил уши — как же, шоу!
— Мама…
— Деньги давай!
— Да вот прям сейчас встану и побегу, — рявкнул я, представив как без трусов рассекаю перед публикой в поисках кошелька.
Аркашка лежал вытянувшись и не шевелясь, накрывшись одеялом с головой. Так что он теперь хотя бы не видел этого балагана. И я ему завидовал.
— Родную мать чуть не уморил, ирод, — надрывалась мама, — у меня здесь все лекарства! А они здесь спят!
Она прошла к холодильнику и достала колбасу.
— Оплачивать кто будет? Ну?!
— Что за жизнь, — загробным голосом произнес Аркашка из-под одеяла, — ни поспать, ни поебаться…
Слесарь хрюкнул, махнул рукой и ушел, поняв, что толку от нас не добиться. Хихикающие соседи вслед за ним потянулись восвояси. Я лег рядом с Аркашкой и тоже накрылся с головой — запах колбасы витал в воздухе и вызывал голодные спазмы, кажется, мы забыли позавтракать.
— Семьсот четырнадцатую продают, знаешь? — по-прежнему загробным тоном сказал Аркашка. — Давай кредит возьмем.
— Давай, — вздохнул я.
— Только холодильник поставьте в мою комнату, — сказала мама, — а телевизор я буду смотреть у вас.
И мы поняли, что мама от нас никогда не съедет. А что делать? Родителей-то не выбирают.
