– Он сказал, что я… что я из тех женщин, которые говорят… говорят не то, что есть.
Мои губы невольно произнесли:
– Лгунья?
Она кивнула:
– Это мерзкое слово не слетело с его губ, но именно это он имел в виду. Только сегодня утром он смотрел на меня взглядом тающего обожателя и спрашивал: «Любимая, всегда ли ты была мне верна?» И я ответила, как всегда: «Как верен солнцу луч его, как верен розе лепесток ее». И тут у него глаза сузились и взгляд их полоснул меня как нож. Он сказал: «Так. Твои слова не соответствуют действительности. Ты меня дурачишь». Меня как будто ударили по голове. Я спросила: «Вандевантер, милый, что ты говоришь?» Он ответил: «То, что ты слышишь. Я в тебе ошибался, и мы должны расстаться навеки». И ушел. Что же мне делать? Дядя Джордж, что мне теперь делать? Где мне найти другого такого перспективного жениха?
Я задумчиво сказал:
– Вандевантер обычно не ошибается в таких вещах – по крайней мере последние месяца полтора. Ты бывала ему неверна?
У нее на щеках вспыхнул застенчивый румянец.
– Не по-настоящему.
– Насколько по-ненастоящему?
– Два-три года тому назад, когда я была всего лишь неопытной семнадцатилетней девушкой, я целовалась с одним молодым человеком. Я его крепко держала, но только чтобы он не убежал, а не потому, что он мне сколько-нибудь нравился.
– Понимаю.
– Это был не очень приятный опыт. Не очень. И когда я познакомилась с Вандевантером, я удивилась, насколько приятнее целоваться с ним, чем с тем, другим, раньше. Ну, и я, конечно, захотела проверить, что это так и есть. И при наших с Вандевантером отношениях я иногда – только в чисто научных целях, дядя Джордж, – целовалась с другими, чтобы еще раз убедиться, как ни один из них сравниться не может с моим Вандевантером. Я могу вас заверить, дядя Джордж, что я им предоставляла возможность для поцелуев любого стиля, не говоря уже о пожатиях и объятиях, – и ни один из них, никогда, ни в чем не мог сравниться с Вандевантером. А теперь он говорит – я была неверна.
– Это смешно, – сказал я. – Дитя мое, с тобой поступили нечестно. – Я поцеловал ее раза четыре или пять и спросил: – Видишь, ведь эти поцелуи совсем не так тебя радуют, как поцелуи Вандевантера?
– Давайте посмотрим, – сказала она и горячо поцеловала меня еще четыре или пять раз с величайшей искусностью. – Конечно, нет! – заявила она.
– Мне надо с ним увидеться, – сказал я.
Тем же вечером я пришел к нему на квартиру. Он задумчиво сидел у себя в гостиной, заряжая и разряжая револьвер.
– Вы, сказал я, – несомненно, замышляете самоубийство.
– Никогда, – ответил он с деланным смехом. – С какой стати? Из-за потери фальшивого бриллианта? Из-за лгуньи? Я с ней отлично разобрался, скажу я вам.
– И скажете неправду. Минерва всегда была вам верна. Ни ее руки, ни ее губы, ни ее тело никогда не соприкасались ни с чьими руками, ни с чьими губами ни с чьим телом, кроме ваших рук, ваших губ, вашего тела.
– Я знаю, что это не так, – сказал Вандевантер.
– А я вам говорю, что это так, – настаивал я. – Я говорил с этой плачущей девой долго, и она рассказала мне самый страшный секрет своей жизни. Однажды она целовалась с молодым человеком. Ей было пять лет, а ему шесть, и с тех самых пор ее снедает неумолимое раскаяние за это мгновение любовного безумия. Никогда с тех пор не повторилась подобная недостойная сцена, и это мучительное воспоминание вы и обнаружили.
– Вы говорите правду, дядя Джордж?
– Посмотрите на меня своим проницательным и безошибочным взглядом, я повторю вам слово за словом, а потом вы скажете мне, правду ли я говорю.
Я повторил весь рассказ, и он удивленно сказал:
– Дядя Джордж, вы говорите точную и буквальную правду. Как вы думаете, Минерва когда-нибудь меня простит?
– Конечно, – сказал я. – Покайтесь перед ней и продолжайте упражнять вашу проницательность на всех отбросах любой винной лавки, любого совета директоров и любого департамента, но никогда, слышите – никогда – не обращайте свои испытующие глаза на любимую вами женщину. Совершенная любовь – это совершенное доверие, и вы должны верить ей – совершенно.
– Я буду, я буду! – закричал он.
И с тех пор так оно и идет. Он теперь самый известный детектив во всей полиции, его повысили до детектива половинного класса и дали офис в цоколе рядом с прачечной, Он женился на Минерве, и они живут в идеальном согласии.
Она наслаждается поцелуями Вандевантера снова и снова до полного экстаза. Бывает, что она нарочно проводит целую ночь с кем-нибудь, кто кажется перспективным объектом исследования, но результат всегда один и тот же. Вандевантер лучше всех. У нее два сына, и один из них немного похож, на Вандевантера.
И вот чего, старина, стоят все ваши слова о том, что наши с Азазелом труды всегда приносят несчастье.
– Вы знаете, – начал я, – если верить вашему рассказу, то вы лгали, когда говорили Вандевантеру, что Минерва никогда не касалась другого мужчины.
– Я лгал во спасение невинной юной девы.
– Но как же Вандевантер не распознал этой лжи?
– Я полагаю, – сказал Джордж, стирая с губ сливочный сыр, – что здесь все дело в моем неколебимом внешнем достоинстве.
– А у меня другая теория, – сказал я. – Я полагаю, что ни вы, ни ваше кровяное давление, ни электропроводность вашей кожи, ни тончайшие гормональные реакции уже не могут сами различить разницу между тем, что правдиво, и тем, что нет, а потому никто не может этого сделать на основании данных, полученных от изучения вас как объекта.
– Это даже не смешно, – сказал Джордж.
