На металлические стержни, вколоченные в землю, навесили белую пластиковую ленту с широкими красными полосами. На огражденной таким образом территории поставили две палатки — для охраны и следственной группы.
Работа пошла по трем направлениям.
Эксперты ковырялись в развалинах, стараясь выяснить причины взрыва.
На месте шестого хранилища, уничтоженного взрывом и огнем, грудами лежали обожженные, изогнутые и оплавленные остатки автоматов Калашникова. Лейтенант Войлок из службы вооружений округа и несколько солдат разбирали груды этого металлолома.
Поначалу, увидев объем предстоявшей работы, Войтюк посмотрел на Гуляева с испугом.
— И это все нам надо перебрать? Сорок тысяч штук?! Ни хо-хо! Сдуреть можно.
— Ладно, Войтюк, не ной. — Гуляев понимал, что работа и в самом деле грязная, утомительная и нудная, но сделать её придется. — Все будет нормалек, не боись. Это всегда так: глаза боятся — руки делают. Начинайте по номенклатуре: автоматы Калашникова «АК-74» с подствольниками «ГП-25»…
Из груд обгоревшего металла солдаты извлекали то, что осталось от оружия. Считывали номера и бросали железки в контейнер автопогрузчика. Войтюк тут же вводил номера в память портативного компьютера.
Уже через десять минут солдаты выглядели кочегарами, проработавшими возле угольной топки две смены подряд: руки сделались черными, по лицам струился пот, оставляя грязные потеки на лбу и щеках.
— Ничего, ребята, — пообещал им Гуляев. — После смены — сауна. Это я вам обещаю.
— И пиво, — подсказал Войтюк.
— Не поплохеет? — Гуляев умел отвечать на такие вопросы.
Распределив дела, сам он устроился в палатке и начал допрос свидетелей. Первым вызвали часового, стоявшего на посту в момент взрыва.
— Рядовой Юрченко. — представился солдат и вдруг застенчиво добавил: — Всеволод Иванович. Владик…
— Садитесь, Юрченко, — Гуляев указал на раскладной стульчик.
Солдат опустился на хлипкое сиденье. Стул под его весом жалостно скрипнул металлическими сочленениями.
Гуляев уже успел разглядеть Юрченко. Крепкий парень с загорелым лицом и выцветшими соломенно-желтыми волосами был явно не в своей тарелке. И это можно было понять: человек впервые в жизни оказался перед следователем военной прокуратуры, перед человеком, за спиной которого неясно маячил призрак под названием «трибунал». И попробуй угадай, кем ты останешься после допроса — тем же свидетелем, каким вошел в эту палатку, или тебя назначат виновным, защелкнут на руках браслеты и уведут, подталкивая стволом автомата в спину.
Так уж ведется в России, что человек, никогда не преступавший рамки закона, при встрече с лицами, этот закон охраняющими, испытывает плохо скрываемое волнение и даже страх. Милиционеры, грабящие граждан в ночное время; прокуроры, выполняющие заказы властей; судьи, принимающие решения в пользу тех, кто бросает на чашу весов правосудия более толстую пачку денег, — это действительность, от которой не скроешься, не сделаешь вида, что не знаешь о ней, не ведаешь.
— Курите. — Гуляев подвинул пачку дешевых сигарет.
— Спасибо, не курю.
Было видно, что если даже Юрченко курил, то брать из пачки следователя сигарету не рискнет.
— Скажите, Юрченко, взрыв для вас оказался неожиданностью?
— Еще какой. Так ахнуло…
— До этого никаких признаков беды вы не приметили?
— Нет.
— Что вы подумали, когда взорвалось? — Гуляев поинтересовался из чистого любопытства.
— Подумал — война. Что ещё могло быть?
«Война» — слово привычное, постоянно живущее в подсознании каждого из нас. В минуты катастроф оно первым приходит на ум человеку, даже искушенному и опытному.