Жить в постоянном нервном напряжении, дрожать, выходя на связь, маяться медвежьей болезнью и напускать в штаны при встрече с органами он не желал.
— Он кто, шпион?
Сашико засмеялась. Она была счастлива, что у неё есть этот русский друг (японцы не делят выходцев из России по национальностям, будь то евреи, татары, чуваши, марийцы — это все русские), крепкий мужчина, с большой сильной плотью, о какой могут мечтать многие японцы, которые мечту о подобных достоинствах воплощают в камне и дереве, молятся, чтобы снизошла на них милость небес и подарила початок потолще и потверже. А её Сяма-сан ещё и образован, добр, знает японский и по-восточному вежлив. Сашико не связывала надежд на будущее с их отношениями. Люди, живущие на вулкане, умеют радоваться дню сегодняшнему, если даже дымит гора, но земля ещё не трясется. Они ценят счастье, которое дарит реальность, и не строят песчаных замков, которые разрушает первый же удар тайфуна.
— Нет, он обычный торговец, китаец. Большие деньги. Интересуется торговлей с Россией.
Чен Дусин оказался высоким, подтянутым человеком, одетым по-европейски: синий английский костюм-тройка, галстук-бабочка. Он уверенно протянул Зяме руку.
— Коннитива, дайсан-но сансей. Здравствуйте, господин третий.
— Третий? — Зяма не понял. — Сорэ-ва даю кото дэс ка? Как вас понять?
Чен засмеялся.
— Извините, я не учел, что сразу такое поймет только китаец. Наши стратеги в Пекине распределили врагов Китая по номерам. Первый — враг открытый. Это Америка. Второй — сильный и процветающий враг — Япония. Третий — воинственная сила и безусловный враг — Россия. Так что здесь второй — Сашико, третий вы, сансей.
Разъяснение смутило Зяму. Если при встрече собеседник называет его место в списке врагов, хорошего ожидать не приходилось. На такого рода заявления на Востоке нельзя не обращать внимания. Прямота сопутствует состоянию объявленного конфликта. Однако Чен поспешил предупредить возможное недоразумение. Демонстрируя блестевшие жемчугом зубы, он продолжил:
— Прошу прощения, Зяма-сан, если пошутил неудачно. Еще я имел в виду русское употребление этого слова. Во Владивостоке мне объясняли, что русские собирают компанию на троих, если хотят выпить. Нас уже трое — Сашико-сан, вы и я. Турети будеш? — произнес он, подражая кому-то, и засмеялся. — Конняку?
Они выпили. Сашико вышла, оставив мужчин наедине.
— Зяма-сан, — начал Чен, — поговорим прямо. У меня очень широкие связи. Но сфера моих интересов не рыба и не рис. Ее название — оружие. Я могу купить все: боеприпасы, пулеметы, автоматы. Я прекрасно понимаю, Зяма-сан, что вы сразу не откроете портфель и не положите передо мной пушку. Но у вас за спиной большая Россия. Там много генералов, у которых много оружия. Генералы любят пушки, но ещё больше любят деньги. Я не стану вас торопить. Серьезное дело не любит спешки. Хорошее здание строят с большим терпением. Я готов ждать. Вы согласны с моим утверждением, Зяма-сан?
Зяма старался уловить некий скрытый смысл не только в словах, но и в интонациях собеседника. Однако Чен говорил с типично европейской деловитостью, не прибегая к иносказаниям, смысл которых можно толковать по-восточному.
Возникла мысль: не ищет ли к нему подхода опытный разведчик. В том, что Чен связан со спецслужбами, Зяма не сомневался. Но какой смысл ему вербовать человека, который уже год торчит на островах и насквозь «просвечен» местными мастерами политического сыска. В том, что японцы делают это прекрасно, Зяма не сомневался. Только мог ли заинтересовать разведку переводчик, или, как говорила Сашико, — телефонная трубка, которая не подключена в России ни к одному источнику военной или государственной информации?
Более того, предлагая оружейный бизнес, Чен рисковал и собой.