— Что глаза? — спросил Искин.
— Один глаз дрогнул!
— Ясно. Свет выруби.
— Блин!
Баль погасил фонарь, и какое-то время комната перед Искиным мерцала в режиме стробоскопа, то пропадая, то появляясь углами, окном, холодильником.
Он закрыл и открыл глаза. Стало полегче.
Ловушка под ладонью мелко подрагивала — изнутри ее бомбардировало умерщвленными юнитами. По магнитным каналам, как сок через соломинку, колонию затягивало в накопитель. Хотя здесь, конечно, вряд ли можно было говорить о смерти. Какая у квазижизни смерть?
Соты на схеме медленно распадались.
— Я покурю? — спросил Баль.
— Окно только открой, — сказал Искин.
— Знаю.
Долго впустую щелкала зажигалка.
— Что ты там? — спросил Искин.
— Хрен ли, все в пятнах, сигареты не вижу. И руки будто чужие. Тут еще совмести одно с другим. Этот твой фонарь…
Баль наконец закурил. Запах дешевого табака усилился.
— Чем ты там травишься? — спросил Искин.
— «Даншин слим», кажется.
— Это чьи?
— То ли корейские, то ли иранские. Похрен.
Баль ссутулился у подоконника. Смолы и никотин — наше все.
Пользуясь свободой от чужих глаз, Искин добил колонию повторным, пусть и ослабленным импульсом. Вяло пытающиеся самоорганизоваться соты распались окончательно. Часть юнитов, не захваченная ловушкой, растворилась в крови. Бугорки-накопители всплыли было снова, но под пальцами Искина промялись и безобидной белесой солью просочились сквозь поры.
Что ж, это хорошо. Половина дела.
Искин, снимая напряжение, потряс рукой. Где-то внутри нее, вокруг лучевой кости, рушилась сейчас выстроенная магнитонная спираль и тут же создавалась новая. Пять минут на все про все, и папа, мои маленькие, снова будет готов на подвиги.
В глазах слегка плыло, то ли он все же пересмотрел на свет фонаря, то ли импульс потребовал приличное количество энергии.
— Баль, у тебя есть что поесть? — спросил Искин.
— Девчонке?
— Мне. Или сделай сладкий кофе.
Баль выдохнул дым и выбросил окурок в окно.
— Окей, масса.
Он любил странные словечки.