— От дуры слышу!
Бабушка едва не уронила на стол чугунок с картошкой, от которой поднимался ароматный пар. Валя сидела за столом как мышка, переводя глаза с мамы на бабушку.
— Помнишь, я ездила в Пинск пару недель назад? — бабушка положила Вале на тарелку несколько желтых рассыпчатых картофелин, сбоку примостила кусок жареной рыбки с коричневой хрустящей корочкой.
Мать молчала, но бабушка продолжила, будто ни в чем ни бывало:
— Я редко выбираюсь из дома, но тут не могла отказать старой подруге. Она родом из Журавин, мы дружили в детстве, пока их семья не перебралась в Пинск. Она работает в фирме, торгующей канцелярскими принадлежностями, бухгалтером. Нормальная профессия, как ты и сказала. У нее была коллега, тоже бухгалтер, назовем ее Наташей. И вот однажды, на новый год, она пропала. Вся семья была в сборе — муж, уже взрослые дети, еще одна пара друзей. Все веселились, выпивали, она выглядела слегка растерянной, отстраненной, машинально улыбалась шуткам, поднимала бокал, а потом вышла куда-то и исчезла. Заметили только через час. Думали, она на кухне или в туалете, мало ли. Потом обнаружили записку.
Бабушка замолчала, накладывая картошку и себе.
— Говори уже, — взорвалась мама, — к чему эти театральные паузы.
— Мне не хочется мечтать, — сказала бабушка. — Вот что было в той записке. Бедная женщина поняла, что ей уже ничего не хочется. Под бой курантов ни одно, самое завалящееся желание не пришло ей в голову.
— И это все? — удивилась мама.
— Это все, — кивнула бабушка. — Когда я вошла в ее квартиру, я поняла, что ее уже нет в живых. Она пошла прямиком в лес. Ее недавно нашли, когда снег растаял. Но это не все. Когда я была у них в квартире, то заметила ободранный угол обоев, под которым виднелся какой-то рисунок. Я потянула полосу обоев, и она отпала, будто дожидалась меня. На стене обнаружилась изумительной красоты картина — склоненный в молитве ангел со свечой в руках. Я не разбираюсь в живописи, может, техника там и хромала, но это было настоящее чудо. Он будто дышал, пламя свечи трепетало в ладонях, и на его лике была и радость, и печаль, и нежность. Наташин муж сказал, что это она нарисовала, когда забеременела первым ребенком. Хотела поставить у этой стены детскую кроватку.
— Почему его заклеили? — спросила Валя, впервые вмешавшись в разговор.
Бабушка вздохнула.
— Всем удобнее, когда рядом простой понятный человек. Когда Наташа отправилась в роддом, ее муж вместе со свекровью поклеили обои. Уютнее, сказали они, и комната стала светлее, и у всех так, а картину можно в магазине купить, репродукцию. Наташа рисовала с детства, ее хвалили, предлагали поступать в художественное училище, видели несомненный талант. Но родители настояли, чтобы она получила более надежную профессию. Потом вышла замуж за правильного мужчину. Может, она и рисовала еще какое-то время. А потом перестала. Мало времени на бессмысленное хобби. Не хватало денег на дорогие кисти и краски. Не знаю. Но я точно знаю, что это очень страшно, когда человек проживает не свою жизнь. Когда забывает о себе, становится лишь инструментом для удовлетворения чужих потребностей. Наташа казалась обычной женщиной: муж, дети, работа, все как у всех.
— Да ненормальная какая-то, — рассердилась мама. — К чему эти трагедии. Хотелось рисовать — пусть бы рисовала. Тем более дети выросли, выкроила бы для себя время.
— В том-то и дело, что рисовать уже не хотелось. Ей ничего не хотелось. Она пошла в лес, потому что же умерла. Огонь угасал в ее душе долго, годами, оставался тлеющими углями, крохотными искрами, а потом погас совсем, остался лишь пепел.
Мама со звоном отложила ложку.
— Даже есть перехотелось! И к чему ты это рассказала? Я же не запрещаю Вале рисовать? Хотя рисует она как кура лапой. Пусть поет, танцует, вышивает крестиком, играет на балалайке — пожалуйста! Все это можно совмещать с нормальной жизнью.
— Она родилась в нашей семье, ее душа сама выбрала этот путь, — отрезала бабушка.
— Не выбрала, — возразила мама. — Еще не выбрала. И я не хочу, чтобы ты ее подталкивала.
— Ты же знаешь, что надо провести обряд, чтобы дар начал просыпаться.
— Вот именно. Никаких обрядов, — мама повернулась к Вале. — Летом мы переезжаем.
— Куда? — встрепенулась девочка.
— В Пинск. Не столица, но все же цивилизация. Я купила квартиру, возле парка, почти на набережной. Она небольшая, две комнаты, но очень уютная. В сентябре ты сможешь пойти в школу, как остальные дети. А то что это такое — ездишь в школу раз в четверть, на лодке, словно дед Мазай, ни компьютера, ни интернета, не в прошлом веке ведь живем! У тебя появятся подружки. Может, запишем тебя еще и в какой-нибудь кружок или музыкальную школу.
Мама щебетала, воодушевленно описывая прелести их будущей жизни, но Валя смотрела на бабушку. Та сдвинула брови, губы ее сжались в тонкую ниточку.
— А бабушка? — спросила Валя.
— Будешь навещать ее на каникулах. Иногда. — Мама подтянула к себе тарелку, взяла вилку. — Даже аппетит проснулся. Чудесная новость, правда?
***
Паша долго ворочался в широкой пустой кровати. Один раз он даже встал и заглянул в гостевую комнату, где спала Валя, но, прислушавшись к ее мерному дыханию, тихо прикрыл дверь и вернулся в спальню. Он налил себе вина, открыл жалюзи и долго стоял у окна, глядя в ночную мглу. Они с Любой построили этот дом, пройдя через все тернистые этапы строительства: сначала сама идея — тихий мирный городок, дети играют на зеленой лужайке, не загаженной соседскими собаками, потом выбор проекта, такого, чтобы удовлетворял и амбициям Павла, и стремлениям Любы к домашнему уюту, потом прораб с дурной привычкой отключать мобильный телефон… Когда дом обставили мебелью и переехали, обнаружилось полное отсутствие освещения вокруг него — не критично, но жить в кромешной тьме не хотелось. Павел посчитал бессмысленным тратиться на ремонт всех фонарей переулка — все равно через пару недель, а то и дней, их разобьют — уверял он. Жена говорила, что это подростки стесняются целоваться при свете и таким образом создают себе романтичный полумрак. Полумрак, как же, бушевал Паша, тут темно как у негра в ж… Люба делала строгие глаза — не при дочке, а маленькая Динка радостно улыбалась, демонстрируя первые зубки. Тогда Паша поставил два фонаря у дома. К его удивлению подростки их пощадили. И вот сейчас два бледно-желтых круга света напоминали ему глаза огромной кошки, затаившейся во тьме, беспросветной, как вся его жизнь. И казалось, что за границей зыбкого света нет ничего — одна лишь бесконечная ночь, и весь его дом кто-то острым ножом отрезал от мира, где есть солнце, где люди радуются жизни, где от нового дня ждут чего-то прекрасного, где все так, как должно быть. Наконец Паша решил лечь в кровать, уверенный, что сегодня ему не удастся заснуть, и тут же провалился в свой самый страшный кошмар.
Солнечный зайчик пляшет у него на щеке, дразня ресницы ярким светом. Тюль в легкомысленные ромашки колышется, он почувствовал легкий укол недовольства — Люба снова оставила форточку открытой, а ведь у него больное горло. Недовольство тут же прошло, когда он представил, как сейчас повернется к ней и увидит разметавшиеся рыжие кудри, легкий румянец, делающий ее совсем молодой. Он по старой привычке слегка подует на ее лоб, и губы жены дрогнут, а зеленые глаза в обрамлении золотистых ресниц сонно приоткроются. Люба потянется к нему и станет разглаживать поцелуями следы от подушки, отпечатавшиеся на его щеке. Паша редко ворочался во сне, обычно он просыпался в той же позе, в которой засыпал, и его крепкий сон часто становился поводом для семейных шуток. Он перевернулся на бок, предвкушая обычные утренние радости, и солнце исчезло.
Темно-багряные щупальца ползут к нему по белой простыне. Любины руки вскинуты вверх, за ними тянутся две запекшиеся полосы, два кровавых крыла. Глаза широко раскрыты. Рот застыл в безмолвном крике. Паша кидается к ней, трясет за плечи, целует бескровные губы. Ее голова запрокидывается под неправдоподобным углом, тяжелые капли срываются на промокшую насквозь подушку, и Паша разжимает руки. Люба падает, повернув голову, будто не желая его больше видеть, узкая алая полоса на шее распахивается как звериная пасть. Он отворачивается, не в силах сдержать рвущий грудь крик. Настежь распахнутая дверь детской, любимая кукла Динки, без которой девочка отказывается засыпать, неловко лежит на пороге комнаты. Детская кроватка пуста…