1. Перед самым Новым Годом…
Старый эльф недовольно поморщился и взглянул на холодный, упрекавший налётом прошлогодней сажи камин.
— Нет, нет, нет! И не подумаю! — твёрдо решил эльф не поддаваться прошлогоднему порыву и не разводить в камине огонь и, ещё плотнее укутавшись в старый пыльный плед, направился в кладовую за новыми свечами, ведь те, что догорали сейчас в подсвечниках, вот-вот погаснут.
В его доме помимо камина, раздражавшего хозяина одним своим видом, водилось и электричество, которым эльф упрямо не пользовался. Вы, конечно, усмехнётесь и скажете, что электричество в домах не водится — оно там просто есть. Но этот эльф с таким презрением относился ко всем новшествам, появившимся в его мире за последние несколько лет, что и то самое полезное электричество было для него чем-то сродни мерзких, противных мышей или тараканов, которых каждый хозяин или хозяйка норовит вывести из своего жилища. Поэтому в его доме — добротном, кирпичном, двухэтажном — оно не было, а водилось.
В приятном полумраке кладовой старый эльф обнаружил, что запас свечей почти иссяк. Дело в том, что даже ими эльф пользовался крайне редко, ведь спать он ложился очень рано — с первыми признаками наступления темноты, а потому совсем забыл о том, что ещё месяца два или три назад собирался заказать у местного мастера новую партию. И в самом деле, ну зачем, зевая, сидеть вечерами в одиночестве в большой гостиной, перечитывая в который раз одни и те же книги?
Зачем, растрачивая свечи, пытаться вечерами согреть в холодной комнате свою душу, опустошая один за другим бочонки с выдержанным, великолепным эльфийским вином? В конце концов, их запас тоже не бесконечен. Потому эльф вино берёг, надеясь, что когда-нибудь всё вернётся на круги своя, станет, как прежде, и тогда он и оттенит винным букетом самый счастливый день в своей жизни.
Если доживёт до него, конечно.
Взяв с полки столько свечей, сколько уместилось в одну руку, неторопливо и кряхтя нечто недовольно-невразумительное эльф вернулся в гостиную, где начал заменять огарки в подсвечниках на новые источники света.
Иногда он бросал странные взгляды на пустой камин или на дерево, приволоченное в его дом добродушным соседом. Да какой он добродушный?! Просто глупец, забывший, как и все в этой местности, о старых эльфийских праздниках и ставший радостно ждать невесть откуда взявшихся посреди зимы поводов лишний раз потрепать нервы своему соседу — Риэлю.
Ну, в самом деле, кому в здравом уме могло прийти в голову приветствовать начало нового года не весной, как это всегда было принято у эльфийского народа, и даже не в конце зимы, а после её первой трети?! Такое могли придумать только в одном из неправильных сумасшедших миров, которых, знал эльф, было несколько.
Или вот это вот: Ро-жде-ство. Что это вообще такое? За те несколько лет, которые прошли с момента Смешалипсиса, никто до сих пор и не понял, чьё же рождение так нетерпеливо ожидается каждый год.
Закончив со свечами, Риэль уселся в своё старое кресло — такое же холодное, как и всё в этом доме.
«Да, засиделся я что-то», по привычке подумал эльф, но не сделал попытки встать и подняться в спальню. Вот уж нет! Не станет он этой ночью спать! Будет сидеть, ждать громкой россыпи искусственных звёзд в чёрном небе, оповещающих теперь о том, что наступила полночь и, соответственно, несвоевременный новый год. Будет ждать для того, чтобы ещё один раз удостовериться самому и преподнести в качестве нового доказательства остальным, что никакого совершенно не случается в эту ночь счастья, вдруг решившего случайно завалиться к кому-нибудь в дом. И наутро не случается. И до самого Ро-жде-ства!
«Эти искусственные звёзды такие недолговечные, так быстро гаснут… Вот бы и всё остальное пришлое исчезало бы отсюда так же скоро и бесследно!», предался своим мечтам эльф, поглядывая сквозь стекло окна на тёмное небо.
Плавно и незаметно мысли Риэля вернулись к славным добрым временам, и образы, замелькавшие перед глазами, словно изнутри немного согрели его озябшее тело. Эльф расслабился, прикрыл глаза и позволил себе плыть по течению вслед за тёплыми яркими картинками, которые услужливо подкидывала воображению память.
Было так тихо и спокойно на душе от этих воспоминаний, что Риэль почти задремал. Перед его закрытыми глазами колыхалась на ветру сочная изумрудная листва самых разных зелёных оттенков. Весна в его воспоминании только началась, но вокруг всё уже светилось и пахло новой жизнью, и эти дурманящие голову ароматы, испускаемые не только свежей травой, но и бесчисленным количеством расцвётших за предыдущие дни цветов, разносились по всей долине.
Ведь эльфы — дети, защитники, помощники и повелители природы! Как только король этих земель и всего эльфийского народа выходит на балкон своего дворца и во всеуслышание объявляет, что весна началась, каждый эльф отдаёт земле и растениям часть своей силы. И оттого почти мгновенно преображается и лес, и долина из укрытого снегом сонного царства в наиярчайшее полотно вдохновенного буйством красок на своей палитре художника.
Но вдруг светлые воспоминания потревожило какое-то неприятное ощущение, — тоже из прошлого, — словно кому-то должен, обязан именно сегодня, сейчас, с самого утра что-то дать, подарить, осчастливить. Довольно странное ощущение, особенно если учесть, что было совершенно не понятно что, кому, зачем он должен. Оно родилось где-то внутри, то ли в области груди, то ли в голове и, несмотря на все попытки от него избавиться, уходить не хотело.
Риэль вспомнил, как ведомый этим новым мучительным чувством он покинул свой дом и направился к другу, владеющему магией исцеления, чтобы спросить у того, что же это может быть?
Но то, что Риэль увидел по дороге к дому целителя, повергло его в шок. Эльфийки плакали, топали ножками и что-то требовали у проносившихся мимо мужчин. Те, в свою очередь, совершенно не понимали, чего от них хотят и как успокоить внезапно решивших пустить слезу женщин. Эльфы бродили по улицам, взявшись за головы и, натыкаясь друг на друга, спрашивали:
— Ты понимаешь, что происходит?
— Нет! — слышался ответ такого же растерянного прохожего, пытавшегося сообразить, почему его любимая с самого утра надула свои прелестные губки.
Из открытых окон домов слышались гневные крики и ссоры, что вообще было немыслимо! И что-то неведомое продолжало заставлять эльфов покидать плачущих любимых, свои дома и бродить по улицам, выискивая взглядом что-то, что должно было прекратить эти душевные муки.
Поговорив с несколькими знакомыми, Риэль понял, что не одного его терзает в этот день неясное чувство невыполненного долга — это было похоже на всеобщее помешательство, а значит, нужно скорее добраться до целителя. И уже вдвоём, решил Риэль, они попробуют поговорить с королём.
Поскольку целитель проживал на другом краю долины, идти пришлось долго, и потому внимательный Риэль успел заметить ещё одну странность этого дня: некоторые эльфы, совсем обезумевшие, стали своим поведением напоминать гнусных орков.
Они забега?ли на лужайки с самыми прекрасными и нежными цветами, абсолютно не обращая внимания на то, что часть из них обрекают на гибель под подошвами своих сапог, и срывали грубо, неосторожно тонкие молодые стебли. Потом эльфы рвали цветы ещё и ещё, собирая из них не букеты — охапки! — и, покинув лужайку, на ходу отряхивая со стеблей землю, отрывая ненужные корни и нижние листья, мчались обратно домой с ещё более странным выражением довольства на лицах от совершённого святотатства.
Никогда ранее так грубо и бездарно не заканчивал никто из их народа жизнь прекрасных созданий, названных цветами.
Риэль вздрогнул, расстроенный этим воспоминанием, и открыл глаза. С болью в сердце он посмотрел на мёртвое дерево, против его воли занесённое сюда и установленное соседским мальчишкой в память о том, что когда-то Риэль учил его обращаться с мечом. Началось всё с цветов…
Риэль вернулся в своих воспоминаниях к тому злосчастному дню: тогда он решил проследить, что же станут делать эти безумцы с сорванными цветами. Оказалось, они несли их домой! Там — это было видно через те же окна — они вручали эти некогда живые создания в руки своим любимым. И далее происходило то, что до сих пор не укладывалось в голове у Риэля, вызывая бурю негативных эмоций, — эльфийки начинали светиться радостью, счастьем, улыбались и долго, страстно целовали своих мужчин.
Несчастный Риэль так и не смог в тот день освободиться от сосущего под ложечкой почти непреодолимого желания повторить чужой трюк с цветами. Он видел, что многие после этого успокаивались, становились прежними, такими, какими он их знал, но боролся с этим желанием до последнего. Тем более, что в его конкретном случае всё осложнялось тем, что дарить охапку мёртвых цветов было некому — Риэль ещё не встретил ту единственную, ради которой он готов бы был совершить сей низкий поступок.