Его друг целитель, с которым эльф подробно всё виденное обсудил, так и не смог ему помочь — ни одно из заклятий не подходило, не работало, лишь забирая у целителя силы.
Когда тот ужасный день закончился, ушло и непостижимое разумом желание, зато пришло ничуть не лучшее чувство вины за то, что никому и ничего не подарил. И им, точно так же необъяснимым, эльф мучился ещё несколько дней, пока его не вытеснили впечатления от других, столь же неприятных явлений, которые с тех самых пор стали проявляться в их спокойном прекрасном мире регулярно.
Решив, что не хочет больше вспоминать начало Смешалипсиса Риэль, понимая, что ждать ему ещё долго, обвёл просторную комнату взглядом. Две стены от пола до потолка были заставлены открытыми книжными шкафами, полки которых ломились от множества книг и фолиантов в переплётах разной степени обтрёпанности. На некоторых полках были уложены аккуратно свёрнутые рулонами рукописи — вместилище информации не менее ценное, чем прочие книги, альманахи и сборники в этой коллекции.
Несколько полок в ближайшем к камину шкафу занимали дневники самого Риэля — их он начал вести с тех пор, как понял, что с его миром творится что-то неладное.
Но читать сегодня не хотелось, так же, как не хотелось делать новых записей, идти к кому-нибудь в гости, готовить что-нибудь на ужин или прямо сейчас выбросить на улицу этот нелепый огрызок, прозванный новогодним украшением любого дома.
Наконец эльф поднялся и, сгорбившись от холода под колючим пледом, посеменил в погреб.
Лёгкое, игристое, цветочное вино, хранящееся в его погребе, позволит эльфу скрасить предстоящие часы ожидания. «Кто бы мог подумать, — усмехнулся про себя Риэль, — ждать не чего-то, а самое настоящее ничего!»
Он вовсе не собирался праздновать — если бы мог, Риэль бы щёлкнул пальцами, и вся долина забыла бы тут же и про этот Новый Год, и про следующий за ним такой же несуразный праздник-не-праздник. Но ещё одним печальным следствием Смешалипсиса стало постепенное исчезновение эльфийской магии у всех и каждого. И теперь Риэль уже не мог ни оживить мёртвое дерево, ни добавить своим заклинанием прочности тонким и острым эльфийским клинкам, ни наложить то же заклятие забвения, которым раньше успешно пользовался в сражениях с орками.
Иногда, правда, он ещё чувствовал внутри себя какие-то остатки былой силы, но они были столь жалки, что не напоминали вовсе ту тугую пружину, готовую в любой момент раскрутиться по его мысленному приказу и брызнуть во все стороны потоками наисильнейшей магии.
Подхватив бочонок, Риэль направился обратно. Уже приближаясь к погрязшей в полумраке и холоде гостиной, он услышал странные звуки. Они были странными не сами по себе, а лишь потому, что раздавались, во-первых, в его жилище, а во-вторых, — как он понял, уже войдя в комнату, — откуда-то из камина.
Вся гамма, если её разложить на отдельные составляющие, включала в себя шорохи, стуки, пошкрябывания по каменным стенам, а также пыхтение, сопение, охи, ахи, вздохи и, наконец, какое-то «фу-фу-фу».
Риэль не знал, что и думать! Сначала он насторожился, в нём проснулись инстинкты и повадки воина, потому он хотел схватить кочергу (меч-то его припрятан на втором этаже) и с её помощью дать понять врагу (или какому-нибудь наглому воришке), что зря он решил забраться в этот дом ради наживы.
Затем этот порыв немного угас, потому как промелькнуло в мыслях: «А вдруг?!» Но тут уж сам эльф прогнал от себя эту совершенно не нужную ему смесь надежды, ожидания и радости от этого самого ожидания.
Вернув себе за несколько всего секунд своё привычное состояние скептицизма и недовольства, Риэль поставил бочонок на стол, откинул в сторону плед, подвинул ближе к камину стул — не совсем вплотную, поставив его метрах в трёх от очага, чтобы оставить пространство для манёвра, если таковой понадобится — и уселся. Эльф откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, а ноги свободно расставив так, что колени смотрели в разные стороны. Вся его поза была обманчиво расслабленной, внутри же клокотала злость на того, кто посмел посмеяться над старым эльфом, так и не принявшим, в отличие от остальных, перемены последних лет.
Да, именно к такому выводу Риэль и пришёл: кто-то из неугомонной молодёжи решил над ним подшутить. «Ну, ничего, — мысленно разговаривал с проказниками эльф, — сейчас вы распрощаетесь с вашими длинными и острыми ушами. Это научит вас не совать свои носы в чужие дома и убеждения».
Но когда сопение, досадное чмокание и охи слегка усилились, а затем и вовсе прекратились, потому что на пол ступили две ноги, когда вслед за ногами показалось всё тело, выбиравшееся из камина попой к эльфу, никаких длинных и тем более острых ушей Риэль на голове гостьи не заметил.
— Кх-кх! — громко кашлянул эльф, привлекая внимание гостьи и заставляя её обернуться.
И она обернулась. Света свечей хватило с головой на то, чтобы увидеть, насколько удивлённым и обескураженным тем, что его застукали, было создание, появившееся из камина. Тёмные, как угольки, зрачки сверкали отсветом огоньков, расставленных по всей гостиной, а сами глаза были широко раскрыты и вместе с закушенной нижней губой и вытянутым от удивления лицом выдавали её растерянность. И даже тёмные линии бровей подпрыгнули вверх, подтверждая догадку Риэля и прочерчивая заодно смешную продольную морщинку на чистом высоком лбу.
Коротко стриженные тёмно-каштановые волосы торчали в разные стороны, придавая и без того странному образу долю взбалмошности, суетливости, неорганизованности и несерьёзности.
Тонкая шейка была слегка приоткрыта, потому что ярко-красный шерстяной шарф был обмотан вокруг неё хоть и несколько раз, но совершенно свободно. Затем начинался ярко-красный свитер, узоры на котором выделялись не цветом, а переплетением всё тех же красных шерстяных нитей. Ещё ниже на незнакомке была надета такая же красная юбка. Но она была пошита из другого материала и была невероятно короткой — настолько, что эта короткость, то есть длина, шокировала эльфа не меньше, чем само странное появление гостьи через камин. По нижнему краю пышненькой юбки красовалась токая белая и пушистая оторочка из какого-то меха.
Затем шли ноги, одетые во что-то, их плотно обтягивающее полосатое. Полосы чередовались красные с белыми, и уже где-то ниже коленок у Риэля зарябило в глазах от всей этой яркости и насыщенности.
Однако он терпеливо продолжил осмотр стоящего перед ним ярко-красного недоразумения и опустил глаза ещё немного ниже. Гостья была обута в такую же странную обувь, какой была и вся её одежда: невысокие сапожки стояли на плоской подошве, даже на вид были мягкими, естественно красными, но при этом поблёскивали целым сонмом пришитых к ним бусинок и камушков. Такой необычной, смешной и в то же время обаятельной обувки эльф не встречал ещё ни на ком. Если бы он мог нас слышать, мы бы ему подсказали, что это самые обычные угги, с другой стороны, зачем дополнительно шокировать и без того выбитого из колеи эльфа ещё и непонятными голосами в голове.
Спуск по трубе не прошёл бесследно, и теперь кое-где — но, конечно, совсем чуть-чуть — одежда незнакомки, как и нежная кожа на румяных щёчках, была испачкана сажей.
— Ты кто? — спросил Риэль, закончив осмотр, который, впрочем, и занял-то всего четыре-пять секунд.
Не меняя выражения лица, лишь только слегка приподняв подбородок, гостья ответила:
— Гном.
Не веря своим глазам или её словам, Риэль осмотрел незнакомку снова, на этот раз чуть подавшись вперёд. Он даже прищурился немного, надеясь таким образом раскрыть оптический обман. Но нет, картинка перед ним ничуть не изменилась.
Тогда Риэль снова откинулся на спинку стула и задумчиво провёл рукой по подбородку. То существо, что стояло перед ним, ничуть не напоминало гнома — он помнил ещё, хвала Духу Леса, как выглядели гномы. Это странное создание в красных одеждах было точь-в-точь человеческой расы.
— Не ври, — не громко, но таким тоном сказал Риэль, что любой, кто хотел бы его обмануть, тут же и передумал бы.
— И не вру! — возмутилась гостья.