Руки его немного дрожали, когда он поднес картину к прилавку.
– Может быть, стоит включить свет… – пробормотал Вейн.
Старик покачал головой.
– Мне свет не нужен, – сказал он и уставился на портрет с какой-то загадочной улыбкой.
– Вы талантливы, – мягко сказал старик. – Может быть, даже гениальны.
Вейн улыбнулся. Как всякий художник, он не был равнодушен к похвалам и уже думал о том, что скоро десять долларов окажутся у него в кармане.
– Что вы дадите мне за картину? – спросил он.
– Ничего, – неожиданно ответил старик.
Вейн не поверил своим ушам и поэтому переспросил:
– Ничего?
Старик пожал плечами.
– Я не могу заплатить вам столько, сколько она стоит, – пробормотал он. – Кроме того, картины меня не интересуют. Я занимаюсь другими вещами.
– Но это единственное, что я могу заложить, – умоляющим голосом сказал Вейн.
– Я в этом не уверен. Положите сюда картину. Подойдите ближе ко мне. Я хочу получше рассмотреть вас.
Вейн положил картину на прилавок и предстал перед стариком.
Тот впился в художника цепким взглядом.
Вейн тоже пытался смотреть старику в лицо, но единственное, что он видел, были только глаза. Очень блестящие глаза, как ножи, проникающие в темноте в глубину его существа. Это была глупая игра воображения – но, тем не менее, вполне реальная. Старик все время что-то мягко шептал.
– Эктор Вейн, вы большой художник. Вы заслуживаете большего, чем мансарда и обыкновенная некрасивая женщина. Вы должны быть богаты, знамениты. Я думаю… Да… Я уверен… Я смог бы дать вам все это. Богатство… Славу.
– Что вам от меня нужно? – спросил испуганно Вейн.
– Вашу душу, – спокойно и твердо ответил старик.
Ответ нисколько не удивил Вейна. После такого осмотра, проникающего в душу, читающего ее, как книгу, его уже ничто не удивляло. Глаза старика словно загипнотизировали Вейна, подчинили его себе.
– Я должен продать вам свою душу? – спросил художник машинально.
Он чувствовал, что уже не принадлежит себе.
– Нет, – ответил старик. – Вы можете заложить ее. Как обычно, на три месяца. В обмен получите славу и богатство. Все, что вы хотите. А в конце срока вы можете выкупить ваш залог.
– Каким образом?
– Напишете картину для меня. Вот и все, что я хочу… Картину. Для моей личной коллекции. – Старик улыбнулся. – Но не будем больше об этом. Я вижу, что вы думаете, не страдаю ли я всякими чудачествами, скажем так. Приступим лучше к оформлению нашего договора. Ну, как? Вы, надеюсь, согласны?
Эктор Вейн в знак согласия медленно наклонил голову.
С этого момента события понеслись с молниеносной быстротой, память Вейна за ними не успевала. Старик выдал ему залоговую голубую квитанцию, которая была должным образом заполнена. Вейн расписался, старик сам завернул его картину, и в одну секунду Вейн снова оказался на улице. Завернутую картину он держал под рукой, а голубая квитанция лежала во внутреннем кармане плаща. Вейн потащился домой.
И только теперь до него дошло, в каком положении он оказался. Он по-прежнему был без денег, безо всего, только с распиской на голубой квитанции, выданной ему сумасшедшим стариком. Что он скажет Мари? Она будет пилить его за то, что не принес денег, а, если сказать правду, будет еще хуже – она начнет плакать. Вейн не выносил ее слез, медленно стекающих по лицу, уродливо искаженному гримасой отчаяния.
Вейн постоял на обочине перед приземистым шатким строением, в котором ждала его жена. Было уже поздно, но, может, стоило поискать другой ломбард. Может, он смог бы…
– Эктор!
Вейн круто обернулся. Из открытой двери выскочила Мари, ее каштановые волосы запутались вокруг щей. Глаза ее были широко раскрыты.
– Эктор! Он только что позвонил по телефону хозяйки, он хочет тебя видеть – сегодня же вечером.
– Кто? – изумился Вейн.