Если фразу: «Сегодня ветрено, надень капюшон», — можно назвать беседой.
Лёгкий звон, который вновь раздался в тишине, заставил вскинуть голову и посмотреть на север. Калеб взглянул туда же. Завеса снова стонала, напоминая о том, что трещина никуда не делась. И чем ближе мы подъезжали к границам, тем жалобнее становилась эта песнь.
— Думаешь, выдержит? — спросила тихо, отставляя в сторону кружку.
Этот вопрос тревожил всех нас с тех самых пор, как только на завесе появилась трещина.
— Наши держат, — кивнул ликан.
— Такого раньше не было, — заметила я, вздрагивая от воспоминаний.
Не успели мы отойти от обращения Фаи, как новая напасть. Несмотря на все страхи и сомнения, завеса всегда казалась нам чем-то незыблемым, вечным и слова о её падения были лишь слухами, не больше. И вот теперь самый страшный кошмар мог воплотиться в жизнь. Если что-то не сделать.
— Раньше много чего не было, — отозвался мужчина, чуть прищурившись.
От него веяло таким спокойствием и теплом, что я невольно расслаблялась, настраиваясь на лучшее.
— Скучаешь по ним? — спросила осторожно, вглядываясь в его лицо, загрубевшее от северных ветров и сильных морозов.
— Скучаю, — не стал отрицать ликан. — Вернёмся в крепость, познакомлю. Сиенна у меня хорошая, хозяйственная. Мальчишки совсем взрослые, да и дочка не отстаёт.
Я представляла их так же отчётливо, словно в реальности видела перед собой, а не в чужих воспоминаниях. Смех, улыбки, слова, прикосновения.
— Как же она тебя отпускает за завесу? — вырвалось у меня.
Калеб открыл глаза, прямо встречая мой взгляд.
— Это наша судьба, Айвири, охранять наш мир. Наш долг, который мы исполняем до последнего вздоха. Сиенна же тоже воевала. Пусть за завесу не ходила, но сражалась наравне со всеми, пока дети не появились. Каждый из ликанов вносит свою лепту в спасение мира.
Я кивнула, неожиданно смутившись.
— Так странно. Кандира показывала мне прошлую жизнь, — призналась чуть слышно. — Не верится, что раньше послушницы и ликаны были так близки.
— Это когда было. Мы уже сами мало что помним. Но остаются вера и надежда, в то, что однажды всё изменится. Мы найдем портал, закроем его и падут оковы льда. И все вздохнём свободно и начнём жить. Я мечтаю об этом, не для себя, для детей. Так хочется, чтобы мальчишки дожили до глубоких седин. А дочка никогда не познала боли вдовства, — признался Калеб, вздыхая. — Для детей всегда хочешь самого лучшего.
Я кивнула, не зная, что ответить.
Да и не успела.
Сердце встрепенулась птичкой в груди, кровь быстрее забежала по венам, приливая к щекам, а я сама сжалась, вслушиваясь в тишину утреннего леса.
Итан Ларкас.
Я почувствовала его приближение задолго до того, как услышала лёгкие шаги.
— Ну и как? — спросил Калеб, поднимая взгляд и глядя мне за спину.
— Всё тихо, — отозвался мужчина. — Доброе утро, Айвири.
Интересно, я когда-нибудь смогу не реагировать на звук собственного имени в его устах? Да, у нас получается сохранять лицо и делать вид, что ничего не происходит. Но как быть с чувствами, которые бурлят в груди?
— Доброе, — отозвалась я, вставая и медленно поворачиваясь.
Мне даже хватило сил встретиться с ним взглядом. Высокий, стройный, с тёмными волосами, на которых блестели капельки влаги, и серыми глазами, что заглядывали в самую душу.
— Ты рано встала, — заметил мужчина, скользнув по мне взглядом.
— Не спится, — отозвалась я, поправляя юбку. — У тебя найдется минутка?