– Спасибо, – с дежурной улыбкой ответила Кристина. – Не стоит хлопотать. Пожалуйста, разгрузите багажник. А я тем временем, – Кристина кивнула в сторону мужчины, мирно посапывающего, привалившись к боковому стеклу, на заднем сиденье, – попытаюсь разбудить Спящую Красавицу.
Шофер сдержанно рассмеялся и вышел из лимузина. – Просыпайся, – сказала Кристина, тряхнув за плечо молодого человека, – добро пожаловать в Нью-Джерси. Слейд что-то пробормотал, не просыпаясь. Сон юноши был крепок, чему имелось весьма прозаическое объяснение. Кристина мысленно подсчитала количество выпитого: вначале проводы в Лос-Анджелесе, затем, уже изрядно подшофе, он добавил в самолете, и здесь, на заднем сиденье, валялась пустая бутылка из-под шампанского, которую неутомимый Слейд осушил по дороге из аэропорта.
Кристина включила лампу в салоне. Слейд заслонился костлявой рукой от слепящего света. Видимость утонченной изысканности – маска, которую он выбрал для себя и носил не снимая, сошла во сне, и Кристина невольно потянулась к выключателю. Смотреть на него сейчас было равносильно тому, что подглядывать за человеком, уверенным, что он находится в одиночестве. Джо сумел бы оценить иронию ситуации. Странный жест для женщины, зарабатывающей на жизнь вторжением в то, что принято считать личной жизнью.
– Знаешь, – сказала как-то давняя подруга Кристины Терри Лайн, – у меня есть для тебя один молодой фотограф. Я думаю, вам стоит встретиться. Правда, вряд ли ты поблагодаришь меня за такое знакомство.
– Почему? – спросила Кристина, оторвав взгляд от тарелки с салатом из молодой спаржи. – Он что, плохой фотограф?
– Напротив, – возразила Терри. – Фотограф-то он замечательный, а человек – дрянь.
– И в чем же это выражается?
– Он оппортунист.
– Где ты найдешь неооппортуниста среди фотографов? Это часть его профессии. Так он талантливый оппортунист?
– Очень. Он далеко пойдет, Крис, и, думаю, будет полезен для твоей работы в журнале.
– Тащи его ко мне, – сказала тогда Кристина. – Позволь мне самой составить о нем впечатление.
Этот разговор состоялся два года назад, но Кристина до сих пор так и не смогла решить для себя, к какой категория отнести Слейда. С равным успехом его можно было назвать и праведником, и грешником. Но это объяснялось не нравственными принципами ее фотографа или, скорее, их отсутствием, а возрастом: Слейд был очень и очень молод.
Как только Кристина поняла это, она стала относиться к Слейду как к подростку, которого необходимо защищать и оберегать от превратностей жизни. Ему требовался наставник, поводырь, и, как ребенка, его нельзя было перегружать работой, дабы не переутомился. Толчок в нужном направлении – и из него мог получиться неплохой человек. Слейд был в ее глазах вундеркиндом, которому еще предстоит раскрыться во всей полноте своего таланта, и Кристина чувствовала себя обязанной дать ему этот толчок в большую жизнь.
На сегодняшний момент у него пока еще почти ничего не было: ни жены, ни детей, ни квартиры, ни даже машины. Он стрелял сигареты у фотомоделей и напрашивался в попутчики к помощникам продюсеров. Из вещей он владел двумя парами джинсов и одной рубашкой, а все его фотооборудование помещалось, в кожаный рюкзак размерами с хозяйственную сумку. У него никогда не бывало в достатке ни времени, ни денег, но зато таланта с лихвой хватило бы на дюжину собратьев по цеху.
Она любила его. Не так, как ему бы того хотелось, но любовью сестры к младшему братишке.
Или так, как она могла бы любить сына.
– Черт, – пробормотала Кристина, прижавшись лбом к холодному стеклу.
Хорошо, что уже стемнело и никто не мог видеть ее лица. Еще немного, и она разрыдается.