А потом вдруг призрачная рука легла на пока ещё плоский живот и губы Богини дрогнули.
— Аврора, — еле слышно произнесла она. — Ав…ро…ра…
И в тот же миг Богиня исчезла!
И, как это случается только в сказках, небо разом посветлело, паводок пошёл на убыль, бушующее вдалеке Таласское море затихло… И долгие годы потом Водная Яма не требовала жертв.
Может, мама и остереглась бы рассказывать жрецам о случившемся, но как-то стремительно всё тогда наладилось и люди вовсю славили Четырёхликую… Ну, мама и решилась.
И про то, что Богиня руку ей на живот положила, и про то, что имя ребёнка подсказала. Жрецы сперва восприняли рассказ рыбачки скептически (а вы бы поверили на слово? То-то же), но потом, когда та оказалась в положении, всё же решили поверить.
Ну, потому что слишком уж много совпадений!
Было объявлено во всеуслышание, что жена рыбака Мариша Зайко носит под сердцем дар Богини.
Даная затихла и не выходила из берегов целых девять месяцев.
И ровно через этих девять месяцев в ночь самого страшного паводка за всю историю дистрикта-113-А (правда, справедливости ради, стоит заметить, что в ту ночь никто не пострадал) родилась я.
И одним фактом своего появления на свет разочаровала всех, вообще всех.
От отца и старших сестёр до жрецов и односельчан.
Нет, море больше из берегов не выходило (причём долгие годы!), паводки тоже унялись.
Но как, скажите, считать даром великой Богини «седого с рождения младенца» с красными кроличьими глазами, урода и калеку?
Мама ведь ещё Богиню послушалась, Авророй меня назвала! Как ей отец разрешил, ума ни приложу. Не Зирой, не Тарей, не Васей, а Авророй!
Словом, не так, как принято детей у нас называть.
И, как это у нас, опять же, заведено, — меня с детства дразнили. Сильно дразнили. Не сестёр с обычными человеческими именами — Зину, Власю, Зосю, Оленю, нет, а меня.
Потому что «Аврора». Потому что — урод.
Потому что не такая, как все.
— Рошка — рыбёшка, нос как картошка!
— Рошка-окрошка, зад как лукошко!
— Рошка — зелёная помойная мошка…
— Рошка-хромоножка!
— Рошка — худые сапожки!
— Рошка — на башке рожки!..
И так далее и тому подобное. Фантазия у детей богатая, а чувство жалости ещё проклюнуться не успело…
К слову, когда отец впервые меня увидел, сразу велел на солнце выставить, чтоб Четырёхликая, значит, прибрала «горемыку».
Мать же, рискуя нарваться на колотушки, к жрецам бегала жалиться. Мол, так-то и так-то, решили же, что «дар», перед людьми, опять же, объявили, теперь неудобно. Да и паводки вроде как на нет сошли. Надо беречь, значит. А ну как Богиня прогневится, что её «дар» не уберегли? Да и смоет весь дистрикт к сфинксам?
Жрецы посовещались, и, под влиянием последнего аргумента повелели беречь меня от солнца.
Ну и берегли, как могли. Из дому выпускали лишь ранним утром, пока солнце не взошло или уже вечером. Но я, учитывая ко мне отношение сверстников, не очень-то сама рвалась на улицу. Если б ещё отец не ворчал, что растит в своём доме урода да дармоеда… Помощь матери по дому не в счёт.