Блуждая в горах, он красой любовался, услышал он громкий вдруг крик.
Артур прямо с места вдогонку сорвался, а луч осветил горный пик.
Обидным тот крик ему показался, спокойной дневною порой…
И снова воцарилась подозрительная пауза, во время которой моя попа с аппетитом доедала мягкую подушечку. «Приятного аппетита!», — пожелала я ей, предвкушая продолжение.
— А дальше кишки разукрасили горы, и кровь захлестала рекой!
И кровью врагов обагрилися скалы, и в пропасть упало десятка два тел!
Он вытер свой меч прям о горные травы, и выжить никто не посмел!
Как вы думаете, Ланцет Позорный, ой, Ланцелот Озерный далеко уехал? Если я сейчас попробую его догнать, у меня есть шансы, что не появится новая баллада про то, как «И леди Гвиневра тогда отказалась стать преданной, верной женой… А дальше кишки разукрасили замок, и кровь захлестала рекой»?
— Да хватит про этого Артура! Я готов сразиться с любым из вас, — послышался пьяный голос одного из рыцарей. — За награду из рук прекрасной Леди Гвиневры!
Меч звякнул о стол, перевернул кубки, а огромное тело в доспехах поднималось с места, чтобы неверной походкой выйти в центр зала. Менестрель умолк, заползая в угол.
— Вызываю вас, сэр Джеффри, на поединок! — икнул рыцарь, решив не ходить за неприятностями далеко и найти их поблизости.
— Так еще награды за прошлые турниры не розданы, — усмехнулся толстяк, звеня доспехами, напоминающими начищенный самовар. — А я, между прочим, победил. У нас еще посвящение в рыцари сердца. Эх, славный пир!
Пир, конечно, славный, а попа уже квадратная!
Награды… Награды… Я посмотрела на стол, прикидывая, что бы им вручить? Взгляд упал на кубок, и я торжественно встала.
— Доблестный Рыцарь! — зычно произнесла я, изображая такое польщенное лицо, на какое только была способна. — Подойдите сюда! Страна должна знать своих героев в лицо!
Родил Камелиард героев, так пусть любуется!
— За особые заслуги перед отечеством... — Меня понесло: одной рукой я трясла его жирную руку, а другой тянулась за кубком. — ...За проявленный героизм и мужество в бою, за победу, которая, несомненно, была блистательной и героической, я вручаю вам этот почетный кубок!
— А как же обещанный поцелуй? — Мне зазывно улыбнулись зубами, которые напоминали зубцы крепости. — За поцелуй прекрасной дамы я готов на любой подвиг! За взгляд ее нежный я горы готов свернуть! За красоту ее я готов сражаться до последней капли крови!
— А нам? — заорали еще с десяток рыцарей, глядя с завистью на то, как победитель смотрит на кубок, понимая, что поцелуй ему не обломился.
— Погодите немного! — улыбнулась я, понимая, что поощрять идиотизм — это моя основная работа как дочери короля. — Эм… Принесите что-нибудь кругленькое и блестящее. И ленточки!
Слуги положили мне на стол россыпь медяков и несколько лент.
— Проковыряйте в них дырочки, — приказала я.
Слуга сел ковырять, а рыцари поглядывали друг на друга. Менестрель тренькнул струнами и запел еще одну душещипательную балладу:
— Страну от войны, от беды и ненастья прикрыл его доблестный меч!
В стенах Камелота себе он дал клятву Эскалибур вечно беречь!
Однажды порою ночною ненастной, скакал он, не ведая страх.
И тут он услышал, как кто-то негромко шептал его имя кустах…
Я прослушала, чем, собственно, провинились те, кому не сиделось в кустах молча, но финал был немного предсказуем и вызвал у меня легкую панику и тревожные взгляды в сторону окна.
— Да что ж опять про Артура! Или в Камелиарде рыцари перевелись? Слыхали, как сэр Брайан разгромил все, когда подлый хозяин потребовал деньги за выпивку? Вот это я понимаю, подвиг в честь Леди Гвиневры! Десятерых победил! — сыто рыгнул кто-то, пока я продевала ленты в монеты. — За Леди Гвиневру! Прекраснейшую из женщин всего Камелиарда!
Спасибо, мне очень приятно…