— Мне нужно золото, — холодно произнесла Эстер после паузы. — И ты мне его добудешь!
Милада не знала, смеяться ей или кричать. Плакать, как она успела убедиться, было бессмысленно — подобное проявление эмоций будило в ее родственниках не жалость, а брезгливость и какое-то садистское удовольствие. И Эстер, и Карлу как будто нравилось видеть слезы сводной сестры… Поэтому девушка сделала глубокий вдох и сдержанно поинтересовалась:
— Ты и правда хочешь, чтобы я сейчас пошла в лес за мифическими подснежниками?
— Да! — с наслаждением ответила Эстер. Глаза ее вспыхнули злым огнем.
— Ты понимаешь, что я не вернусь оттуда живой?
Черноволосая красотка пренебрежительно передернула плечами:
— Не преувеличивай! Ночь и снег — эка невидаль!
Миладу уже трясло — не от страха, а, скорее, от потрясения и обиды. Она обвела столовую мутным взглядом и дрогнувшим голосом спросила:
— Вы все этого хотите? Никто не скажет ни слова в мою защиту?
Карл смущенно отвел взгляд, София с преувеличенным интересом набросилась на запеканку, притворяясь глухой. Никто из них явно не хотел связываться с истеричной и властной девицей… Зато Эстер торжествовала и даже не думала скрывать широкую довольную улыбку.
— Видишь, дорогая? — ласково обронила она. — Они на моей стороне!
— Они просто тебя боятся! — выкрикнула Милада, вскакивая на ноги. Ее била крупная дрожь и немного тошнило. Она не могла понять, когда успела настолько насолить сводной сестре, что та столь безжалостно отправляет ее на смерть… или Эстер не ценит ничью жизнь, кроме своей собственной?
Не было никакого смысла задавать вопросы, взывать к доводам рассудка или давить на жалость… поэтому Милада, не добавив больше ни слова, пулей вылетела из столовой. Девушка была на таком взводе, что даже не стала особенно утепляться и вышла в метель в чересчур легкой для подобной непогоды одежде…
* * *
Когда Милада скрылась за дверью, в столовой в очередной раз повисло молчание — напряженное, душное, почти осязаемое; казалось, эту липкую тишину можно буквально резать ножом. Карл и София продолжали ужинать, но ели как будто без аппетита, не поднимая глаз от своих тарелок. Эстер рассеянно улыбалась, задумчиво размешивая сахар в чае.
Наконец, Карл с оглушительным звоном отложил вилку в сторону (София от неожиданности вздрогнула) и недовольно посмотрел на сестру.
— По-моему, ты перегнула палку, крошка, — мрачно заметил он.
Эстер подняла брови и с улыбкой взглянула на брата.
— Вот как? — надменно спросила она. Потом повернула голову к матери и обратилась уже к ней: — Ты тоже так думаешь, мамочка?
София нехотя подняла взгляд на дочь и, убедившись, что та успокоилась и не собирается биться в истерике, осторожно ответила:
— Ну… да. В каком-то смысле… понятно ведь, девочка никаких подснежников не найдет…
— Ну и а вдруг? Она довольно смышленая…
— Ты постоянно говоришь, что она дурочка, — едко возразил Карл. — Переменила мнение?
Эстер слегка покраснела:
— Ну, говорят ведь, дуракам везет… вдруг ей повезет?
Карл возвел глаза к потолку и демонстративно всплеснул руками.
— Как, как может повезти в такой заведомо нелепой ситуации?! — патетично вопросил он. — Когда ты начала верить в чудеса?!
Эстер аккуратно промокнула губы салфеткой и неторопливо поднялась из-за стола.
— Все равно, дело сделано, — без тени сожаления заметила она, глядя на брата сверху вниз. — Сделано, понимаешь?
С этими словами девушка покинула столовую, причем шла напевая и как будто пританцовывая.