На местных нашлось много железа, какие-то висюльки, эполеты… Кто-то лежал без движения, кто-то стоял столбом. Те, кому повезло более других — сидели, обхватив голову, но тоже не двигались, похожие на гипсовые фигурки. Или анатомический театр.
— Офицерье… — раздалось у меня за спиной. — И тут они…
Вместо того чтоб как я стоять с открытым ртом, прадед уже подобрал с земли меч, покрутил его, отбросил, подобрал следующий.
Глядя на предка, и я сообразил, что мне тоже стоит помародерствовать. Даже если это и сказочный мир, то вряд ли тут встречаются молочные реки с кисельными берегами. Только вот оружие как оружие меня сейчас не очень интересовало. Только как воплощение финансового благополучия и подобрав кинжал, который мне понравился еще и тем, что кроме функции столового прибора он выполнял еще и функцию Госбанка — камешков там на рукояти хватало и немаленьких камешков — я принялся срезать кошельки.
Наконец и родственник нашел себе оружие по руке. Помахивая чем-то похожим на шашку он попробовал её остроту на кустах, разочарованно хмыкнул.
— Не следят тут за оружием. Перетачивать надо.
Потом вздохнул еще горше.
— Ни винтовок тебе, ни револьверов. Дичь какая-то…
Я срезал уже третий мешочек, когда за спиной послышалось:
— А вот я тебя…
Удар и звук упавшего тела. Обернувшись, я увидел ожидаемую картину: дед, а у его ног кто-то особенно блестящий. В смысле одежды — персонаж оказался задрапированным во что-то яркое, веселое… Сразу видно — либо сбежавший из цирка клоун, либо такая особь, что не боится привлечь к себе внимание, понимающая, что некому тут оспорить его право считать себя самым крутым и сильным. Эдакая яркая сволочь — оса, паук, рыба фугу…
Я уж совсем собрался выдать вариант анекдота про шашку и голую пятку, но прадед перебил, явно довольный.
— Ну вот. Все по товарищу Марксу. Раз есть угнетатели — то есть и угнетенные. Весь прибавочный продукт на роскошь тратят.
Он кивнул в сторону, где кучкой лежали люди никак не похожие на блестящих легионеров, тех, кого прадед окрестил «офицерами».
— А раз есть и те и другие, то есть и перспективы революции.
— Бунта, — поправил я его. Уж больно неказисто выглядели те, другие. Да и лица, конечно… Революция — это когда есть рабочий класс. А это непонятно кто. Какой-то деклассированный элемент, а не сознательный пролетариат.
Этой фразой я точно заслужил уважение деда. Пока оно не исчезло, спросил, кивнув на того, кого он держал в руках
— Этот-то откуда взялся?
Он пожал плечами.
— Да вот выпрыгнул, не пойми откуда. Руками взмахнул и…
Дед замешкался. Не нашлось у него готовой формулировки.
— И? — повторил я с вопросительной интонацией.
— И ждал чего-то. Чего-то, что не случилось. Тут он удивился, а…
— А в этот момент ты его удивил еще больше… — я ударил кулаком по полураскрытой ладони, прадед кивнул. Я не поленился. Подошел, посмотрел.
Чего там гадать? Наверняка еще один волшебник, понадеявшийся на свое умение и неуязвимость. Не он первый, не он последний… Кто бы он ни был — продукт фантазии программистов или живой человек магического мира — но кошелек у него на поясе висел, а деньги при любом раскладе лишними не будут…
Так что я со спокойной совестью вернулся к сбору кошельков.
От кошельковой жатвы меня оторвал новый шум.
За деревьями, перед которым сидели и лежали обласканные магией воины, обозначилось какое-то движение — что-то там взблескивало, направляясь в нашу сторону.
Приложил ладонь козырьком ко лбу, я убедился, что глаза меня не обманывают. Солдатики… По чистому, напоенному ароматами цветов воздуху, к нам летел знакомый топот и лязг, словно бегущие сжимали в руках сумки, наполненные банками с баклажанной икрой. К кому-то бежало подкрепление.
— Керосин везут? — неожиданно спросил дед, потянув носом.