— Олеся Владимировна у нас учитель. И к такому официозу привыкла.
Какие-то еще слова были у него на губах, но он решительно прогнал их — и пошел к выходу из комнаты, проворчав: «Вас надо покормить».
— Олеся Владимировна, не обижайтесь, но… Вы действительно надеетесь справиться? — сел напротив меня певец.
— Главное, в этом уверен Олег Викторович. И переубедить в обратном его не удалось.
— И не удастся! — донеслось откуда-то.
— Как-то так.
— Очаровательно, — улыбнулся солист. — И какие у вас планы?
— Пока наблюдать.
— И что вы увидели?
— Что вы, допустим, человек, не склонный к скандалам. Вы ненавидите выяснений отношений, вы терпеливы, но вашего терпения хватает на одиннадцать месяцев. Потом вы просто уходите без объяснений. Просто… в туман. Никакого плана на сольную деятельность у вас не было.
— Вы ведьма?
— Я — учитель. А на ютубе чудесные ролики, смотреть их — одно удовольствие. И, главное, все с датами.
— И вы их смотрели?
— Я серьезно отношусь к работе.
— Так что же я не стал терпеть?
— Как я поняла, у вас случился конфликт с… Длинноволосый?
— Лева.
— Именно. Вам никто не говорил ничего грубого. Нет. Я так поняла по движениям и жестам, что вокалистам такого уровня это и не надо. Изменились взгляды. К вам просто начали вставать спиной, когда вы пели. Позволяли себе разговаривать или засмеяться, когда у вас был сольный кусок. Беззвучно, чтобы не портить запись. Но вы спиной это чувствовали. Вы старались. Лучше петь, старательнее интонировать. Но становилось все хуже и хуже.
— Олег, — солист откинулся на спинку стула, глядя на меня с какой-то опаской, — я беру свои слова. И мнение заодно. Все беру обратно. Это не учитель, это — колдунья.
— Ха, — передо мной появилась тарелка, вилка и нож.
Я кивнула. А что они хотят — вот много-много лет назад, у меня был конфликт в седьмом классе между мальчишками, дрались серьезно, с упоением, чудом без серьезных членовредительств… Вот там мы мозги сломали. Что делать? Как остановить? Чтобы никто не покалечился? Как произошло. С чего? Вот с чего вдруг в нормальном классе, подобранном и до того дружном, такая вот… беда.
Разрешилось все случайно. Я шла домой — и услышала около помойки родные до боли голоса.
— Долговцы поганые!
— Свободовцы уродские.
И много других выразительных эпитетов.
Я кинулась, соображая. Свободовцы и долговцы — это было из игры «Сталкер», которая вышла в том далеком году — самая первая, самая-самая. Мужское население фанатело ей до жути. Массово. И нас это не минуло. А мальчишки в классе разделились. Просто разделились на группировки и привнесли это в настоящую жизнь.
Потом, на выпускном, они говорили, что реально испугались, когда я влетела на ту помойку. Вид у меня был такой, что я сейчас убью всех, не разделяя на группировки. Причем не расстреляю, как военные. Или не пырну ножом, как в пьяной драке, как другие сталкеры. Нет. Просто порву. На маленькие-маленькие кусочки.
Как адская гончая.
Я сочла это комплиментом, хотя мальчишка, ляпнув, очень смутился.
И как-то все стихло. Ну, после моей проникновенной речи. Или все-таки побоялись, что на самом деле загрызу?