— А… Так мы тезки! — улыбается Тёме Артем и спрашивает: — Хочешь футболку подарю?
Сынок, конечно, радостно кивает, а я не успеваю ничего сказать, как сосед одним движением стягивает с себя предмет одежды и отдает Тёме.
— Вы…
— Да расслабься, голубка, она свежая.
— Между прочим, использовать ребенка, чтобы залезть ко мне в трусы, низко и подло, — шепчу ему на ухо и охаю, когда он резко поворачивает голову и успевает задеть мои губы своими, опаляя их мимолетным прикосновением, как будто клеймо ставит.
— Я еще не на такое пойду. Сейчас, например, починю твою дверь и нагло напрошусь на кофе.
— А я вас не пущу, — вскидываю бровь и складываю руки на объемной груди.
— Пустишь, пустишь, — наклоняется он ко мне. — И в себя тоже пустишь.
Делает он замок удивительно быстро, и вот уже через тридцать минут, Тема сопит в своей кровати, а я пытаюсь не смотреть на то, как Артем слизывает с ложки клубничное варенье, не отрывая взгляда от моего декольте.
Кухня у нас маленькая, поэтому, как только я встаю убрать посуду, это наглое полуобнаженное тело встает помочь, но тут же прижимает меня к столешнице задницей.
— Очень вкусная…
— Ложка с вареньем? — пытаюсь отвернуть голову от его поцелуя, но руки тиски заставляют посмотреть ему в глаза. — Артем, не надо этого. Это неправильно…
— Но так приятно, а главное полезно, — шепчет он мне, у самых губ и впивается в них грубым, но удивительно возбуждающим поцелуем.
Он ласкает мой язык своим, терзая губы, и руками лезет в халат и достает набухшую грудь с чувствительными горошинками-сосками.
— Ох, — издаю я стон и невольно закидываю ногу ему за спину, и тут же нашу порочную идиллию нарушает звонок телефона. Его, судя по мелодии. Она быстро затухает, но в мозг она вошла иглой и дала немного прийти в себя.
Осознание происходящего торкает, и я понимаю весь ужас происходящего. Я в квартире мужа, с незнакомым мужчиной, и его членом, что уже настойчиво трется мне между ног. Желание поддаться своим чувствам невыносимо, невыносимо не хотеть эту груду мышц… Рядом с собой, на себе, в себе, но все же это нехорошо.
Пытаюсь отталкивать его, но он словно недвижимая скала, продолжает терзать мои губы. Пальцами одной руки покручивая мой сосок, а другой забирается мне под халат и сжимает плоть ягодиц.
— У тебя зачетная задница, прям самый смак, — пальцем он проводит вдоль впадинки между булочек, задевая половые губки, и мой мир снова взрывается красками. И от комплимента, и от его ласк и голоса, а главное от того, что чувствую его твердое огромное желание. Никогда не любила минет, но именно сейчас появляется желание потрогать его, ощутить на языке его вкус.
Член трется об лобок через ткань, словно просится внутрь, жаждет забраться в мою узкую пещерку. И я, уже в эротичной дреме, только раздвигаю ноги шире, со стыдом понимая, что готова на все.
— Да, да, возьми меня…
Но разве мы живем в сказке? Разве может мужчина, которого я обнимаю, быть идеальным? Нет, он обычный мужлан, который произносит слова, испортив волшебство момента:
— Час секса заменяет десять километров бега.
Огонь внутри резко тухнет, а судя по его взгляду, он того и добивался. Хотел остановить это безумие, способное оставить от нас кучку пепла и разбудить малыша.
— Не обижайся, голубка, но трахаться в кухне твоего мужика я не буду. Пойдем ко мне.
— Уйдите, — говорю голосом, судя по всему, способным заморозить и Везувий. Артем вскидывает брови и усмехается, а потом говорит так цинично, что меня пробирает дрожь стыда и желания:
— В общем, смотри, голубка, ты прокололась и твои хотелки видно и без снайперской винтовки, — говорит без обычной усмешки, каким-то таким властным тоном, что меня начинает трясти. и я не успеваю возразить, как его рука резким движением накрывает мои трусики и вжимает их в киску, пропитывая терпкой влагой.
Возмущенно вскрикиваю, пытаюсь убрать руку, но это, как сдвинуть с места вагон.
— Я в городе три месяца, и у тебя есть уникальная возможность воспользоваться моим членом по прямому назначению и стать, как вы там эту хрень называете... Фитобляшкой…
— Хамло! — шиплю в красивое, волевое арийского типа лицо и замахиваюсь, но тут же оказываюсь прижатой животом к столешнице, а в зад упирается член таких размеров, о которых принято говорить шепотом и с предыханием.
Огромный короче.