Я — Аня Синицына, дурочка, пропустившая свое первое соло на сцене, отдав лавры Тане Губановой — блондинке с выжженными перекисью волосами.
И теперь эта мымра будет танцевать с моим лучшим другом Артуром. Возможно, это и неплохо, теперь его внимание переключится на новую партнершу. Я же буду освобождена от его нелепых и никому ненужных поползновений.
В голове зародился образ другого человека, чьи знаки внимания я бы приняла. Я бы позволила себя коснуться там, где были лишь мои руки, взглянуть на то, чему лишь зеркало было свидетелем.
Порочные, неправильные мысли о его руках, губах и волосах в которые хотелось зарыться принесли организму новый приток крови и в голове уже яснее зашумели голоса.
Я напрягла мышцы тела, мысленно прощупала позвоночник, конечности, место операции и, что удивительно не почувствовала боли в окровавленных, от постоянного ношения пуант, пальцах. Её заглушила пульсация в правой стороне живота. Операция.
Мне сделали операцию по удалению аппендикса. Он это сделал. Сладенький Роман Алексеевич. Он проник в меня скальпелем и достал лишнее из тонкого, но сильного, привыкшего к нагрузкам, тела.
Вошел. До него, это никому не было позволено.
Ему можно.
Шум извне усилился, и я расслышала голоса. Женские. Один тонкий, надрывный, а другой мягкий, низкий.
Кажется, обсуждали последний сериал по второму каналу, которые так любит мама.
Мама. Она на работе и вряд ли успеет сегодня зайти. А сколько вообще прошло времени?
— Сейчас три часа дня, — послышался тихий, как шелест листвы за окном, голос сбоку и я повернула голову.
Открыла глаза. Женщина. Женщина с короткой пышной стрижкой в стиле восьмидесятых и ласковой улыбкой на полноватом лице.
Такие обычно присматривают за детьми. Такая нянечка в детском саду была и у меня.
— Я что, вслух спросила время? — с тихим недоумением в голосе спросила я, хотя внутренности сжал страх.
Собственный хрип вместо нормального голоса поверг меня в ужас. Словно я вместо занятий балетом, курила каждую свободную минуту.
Горло было иссушенным, как озеро в пустыне, и ощущение песочной бури в легких не вызывало удовольствия.
— Так ты всё вслух говорила, — услышала я насмешливый голос с другой стороны и медленно повернула голову. Мужская стрижка, очки, худосочная фигура. Неужели сама Хакамада забрела в городскую больницу?
— Как всё? — ощущая, как стыд проникает в тело, спросила я.
— Все, все, — хрюкнула девушка от смеха. — И что Аней тебя зовут. И про Артура и про… — она сделала паузу, близкую к театральной. — Романа Сладенького, — девушка улыбнулась широко и довольно, словно поведала ужасную, но очень пикантную тайну Мадридского двора.
Вам делали анестезию?. Лично я помню это дичайшее состояние. Лично я в беспамятстве пела пести и признавалась всем врачам в горячей любви. А что было у вас?
— И совсем я не влюбилась, — пробурчала я, сама себе не веря. — Приятно познакомиться.
За стакан воды сейчас можно было бы и убить. И очевидно, что судьба, не желая смерти ближним, подарила мне прохладную воду. Бутылку протягивала ей девушка с короткой стрижкой.
— Я Катя. Твой пакет у кровати стоит, принесли недавно, — кивнула она куда-то вниз, — но воды там вроде нет, так что бери мою.
Я уже не слышала её. Весь мир сосредоточился на прозрачных каплях, стекавших по запотевшей бутылке. Дрожащие пальцы открутили пробку. Еще секунда и к пересохшим губам коснулась поцелуем леденящая прохлада влаги.
Волшебно.
Я жадно поглощала прохладную, невероятно вкусную жидкость и ощущала, как та проносится внутри, словно потоки воды по высушенным руслам. От удовольствия глаза сами собой прикрылись. Только напившись, я ощутила, что действительно проснулась от тягостного послеоперационного сна. Теперь я оживала.
Нет ничего вкуснее воды: с утра, чтобы запустить обмен веществ, перед едой, чтобы съесть поменьше. Особенно сладостен вкус жизни после тренировки, когда тело ломит и болит, когда оно покрыто испариной, а в горле стоит, вот точно такой же ком.
— Спасибо, — голос вернулся в норму. — Это восхитительно.
Наверное, мой довольный вздох был слишком громким, потому что соседки тут же рассмеялись. Искреннее и беззлобно.