Я опять же привычно пропустила ее слова мимо ушей, и в этот момент зазвонил мой мобильный. Наверное, мама. Но на дисплее высветился телефон тети Любы, маминой коллеги и по совместительству подруги.
Я немного удивилась и сняла трубку, не ожидая ничего плохого. Тетя Люба говорила быстро бессвязно и не в обычной для себя спокойной манере. Охала, причитала, так что я не могла разобрать половину слов. Поняла только, что что-то с мамой. Сердце, скорая. Я сунула сумку с книгами Лерке и кинулась со всех ног к зданию администрации. Но даже тогда я не осознавала, что происходит что-то очень страшное. Как сказали позже, в больнице, мама умерла на месте. Сердечный приступ. И это у нее, у которой никогда, как мне казалось, не было никаких проблем со здоровьем, в том числе и с сердцем.
Не знаю, как я смогла пережить первые дни. Наверное, только благодаря тому, что мозг отказывался до конца поверить в происходящее. Даже сейчас я иногда думаю, что это все неправда. Тетя Люба и другие мамины подруги, а также соседи пытались меня поддержать, как могли. Совали какие-то успокоительные, я пила, не спрашивая, что это. Таблетки должны были мне помочь, но не помогали.
Из соседнего районного центра вызвали сестру. Она приехала на следующий день и взяла на себя всю организацию похорон. Мне было не по себе от одного этого слова. Она же обзвонила других родственников.
Зинка старше на пятнадцать лет, и так получилось, что мы никогда не были близки. Ее приезд избавил меня от обязанностей, которые надо проводить в подобных случаях, но душевной поддержки ждать от нее не приходилось, мы были слишком разными.
Когда мне исполнилось пять, а ей двадцать, сестра выскочила замуж за невзрачного, как мне тогда показалось, дядьку, и уехала к мужу в соседний район. Виделись с тех пор только по праздникам. Впоследствии мое впечатление не изменилось. Муж Зинки обзавелся со временем выдающимся брюшком, чего не скажешь о финансовом достатке, любил посидеть с друзьями и знакомыми и отпраздновать что-нибудь, неважно что. Он работал слесарем на местном заводе, так что приятелей было хоть отбавляй. Зинка же сидела дома, занимаясь детьми и огородом, кое-как сводя концы с концами. Старшему, Коле, недавно исполнилось десять, Лешке было восемь, а Нате четыре. Я всегда любила детей, но все же для меня оставалось загадкой, как сестра решилась на такую большую семью, видя свое положение и понимая, что из себя представляет ее муж.
Со временем Зинка располнела, а года два назад постригла и перекрасила волосы в какой-то рыже-бурый цвет, отчего стала выглядеть еще на пять лет старше своего возраста. Любимым ее занятием было обсуждать сериалы и дела соседей.
Я никогда не могла поддержать ни одной беседы, потому что сплетнями не очень интересовалась, а телевизор не смотрела вообще, поэтому Зинка всегда считала меня скучной и недалекой. В тот период я вообще не могла и не хотела разговаривать ни с кем. Поминки еще не прошли, а Зинка уже расхаживала по дому с видом хозяйки и указывала мужу, что и куда передвинуть.
— Виталя, стол тащи сюда, кровать из большой комнаты перетащи в терраску, там ты будешь ночевать, когда напьешься. Может второй стол не приставлять? И куда столько народу. Родственники ладно, а соседей бы приглашать не стоило, столько денег. Так, надо проверить, нет ли на виду драгоценностей, а то сопрут ведь. Я в ужасе кидала взгляды на детей, считая, что такие высказывания никак не могут быть предназначены для их ушей.
Старший Коля все время просиживал на диване, уткнувшись в телефон и нацепив наушники, Лешка увлекался конструкторами, который привез с собой. Ната же почти все время сидела у меня на руках, она показывала мне картинки из любимой книжки, и, казалось, не обращала на слова матери никакого внимания. Каждый раз, когда Зинка выдавала что-то подобное, мне хотелось выскочить из комнаты, чтобы не слушать сестру, но я оставалась сидеть на месте.
— Ань, — ты же не против, что мы тут поживем? — вдруг как-то спросила Зинка.
— Что?
— Ну, мы тут поживем, где ты все время витаешь?
Я пожала плечами. Как я могла быть против или нет, если Зинка все равно сделает по-своему. Я опять подумала про тишину и свою комнату, но еще предстояло укладывать спать младших детей. Мне казалось, они не вполне осознавали, что такое смерть и похороны.
Тот ужасный день я почти не запомнила. Церковь, кладбище, лица соседей и коллег мамы по работе, застолье — все слилось в один непрекращающийся кошмар, из которого выплывало довольное красное лицо Зинкиного Виталика, подносящего к губам очередную рюмку. Не знаю, как бы я выдержала все это, если бы не приезд лучшей маминой подруги тети Аллы. Почти двадцать лет назад, еще до моего рождения, она уехала из нашего городка, решив начать новую жизнь, подальше от тетки, у которой воспитывалась. Время от времени она все же приезжала, проведать ту же тетку, тогда обязательно навещала нас, дарила мне кучу подарков. Может быть поэтому даже любое упоминание о ней всегда ассоциировалось с праздником. Тщательно ухоженная, уверенная в себе, веселая и благоухающая дорогим парфюмом, она олицетворяла собой глоток свежего воздуха. Тетя Алла мало говорила, хорошо понимая, что слова тут ни к чему, просто прижимала к себе и гладила по голове, и от этого становилось чуть легче. Я видела, что она недолюбливает Зинку, но не могла ее осуждать, поскольку сама с трудом переносила сестру, как это ни печально. Я была благодарна ей, что она остановилась в поселке на несколько дней и помогла пережить самые сложные моменты. Перед отъездом она предложила забрать меня с собой, чтобы я пожила у нее и немного отвлеклась, но я постеснялась принять ее приглашение, заверив, что все нормально.
Но черта с два все было нормально. Следующая за похоронами неделя тянулась как в тумане, а с отъездом тети Аллы и вовсе стало безрадостно. Я только надеялась, что неугомонная Зинка скоро вернется домой, и я уже смогу отдаться своему горю. Просто посидеть в пустой квартире, поплакать, осознать произошедшее. Сестра же как оказалось и не думала об отъезде, мало того, она, наоборот, решила поселиться у нас. Разговор произошел за завтраком, когда я после бессонной ночи выползла на кухню.
Зинка стояла у плиты и жарила блины. Увидев меня, она тут же выложила свой план.
— Анюта, сама понимаешь, деньги то нужны. Вот мы и здесь поселимся, в тесноте да не в обиде, а свою то халупу сдадим. Все денег побольше будет. Вот соседи недавно сдали, так за двадцать тысяч, я неделю валерьянку пила, куда им столько денег? А у нашей то планировка получше!
— Как поселитесь? — я замерла, не поверив ушам.
— А вот так, я уже все решила, слушай. Я возьму себе мамину комнату, царство ей небесное, она самая удобная, Лешку с Натусиком в среднюю, Колька уже большой, его в твою. А Виталька как будет себя вести. Если пьяный припрется, то и на терраске поспит.
Мне показалось, я ослышалась.
— А,как же его работа?
— Я тебе не говорила? Так его сократили на прошлой неделе. Лучшего работника, можешь себе представить? Я уже и жалобу накатала, но разве ж послушают. Это происки Савельича, он давно на место моего Витальки метит.
— Но это же мамина комната, — я внесла следующий аргумент.
- Все понимаю Анюточка, но что делать? Она бы тоже разрешила, я уверена. Мы ж не чужие люди, своя семья. А тут и двор, и огород, детям простор какой.
Тут я вдруг поняла, что меня смутила последняя фраза насчет моей комнаты.
— Зин, а почему Кольку ты решила поселить в моей комнате?
— А где? Ему надо заниматься, а твоя комната для этих целей самая подходящая, да и ты уж экзамены сдала, можешь пока пожить и в столовой. Диван там правда старый, но удобный.
Наверное, я бы начала постепенно сходить с ума, если бы не новость о том, что я поступила в столичный Вуз и мне будет предоставлено общежитие. Несмотря на радость, уезжать было страшно, но я уговаривала я себя, что перемена места должна пойти мне на пользу, к тому же, я добилась своей цели, о которой мечтала. Мама была бы очень рада за меня. Да и дом все-таки оставляю не на чужих людей, тут будут жить сестра с детьми. Ведь это когда-то был и ее дом тоже.
Дождалась, когда Зинка уйдет в магазин, и достала несколько больших коробок. Собрала в них самые ценные вещи, которых оказалось не так много, мы с мамой всегда жили довольно скромно. В основном безделушки, но я боялась, Зинка выкинет их за ненадобностью, мне же они были дороги как память. Коробки я оттащила на чердак в самый угол, надеясь, что сюда она не скоро заглянет. Туда вела не слишком надежная узкая приставная лестница, и с Зинкиными габаритами будет сложно пролезть по ней наверх. Из своих вещей я захватила самое необходимое, и вышла из дома практически налегке — с одним рюкзаком и небольшой суммой денег, скопленной мамой и хранящейся до этого в специальном тайнике. На прощание Зинка обняла меня и расцеловала в обе щеки.