Я нервно сжал клинок и пошел вперед, стараясь не издавать шума. Все пространство вокруг представляло собой неровный ломаный лабиринт.
Я осторожно выглянул из-за поворота. Скелет прислонился к огромному бурому камню. Он оказался так близко, что от испуга я выронил меч. Клинок негромко лязгнул о камень, предательски притаившийся в густой траве. С хрустом потянувшись, будто устав ждать, скелет взвалил топор на плечо и попер на меня.
Я развернулся и побежал обратно. Вот мое преимущество, скелет довольно медлительный, хоть и невероятно быстро орудует топором. Я бежал, высоко поднимаю ноги и хохоча, даром что впереди каменный тупик.
В спину прилетел тяжелый удар, бросая меня вперед. Я засмеялся, смотря, как кончик лезвия выглядывает из моей груди.
Туман. Лужайка. Два тела. Третье белеет поодаль, укрытое саваном травы. В третий раз смерть воспринялась как неизбежность, фатальная предопределенность, переживать о которой бессмысленно. Лучшее, что я могу сделать — поискать другой путь.
Первое, что пришло на ум — вскарабкаться на валуны. Я поискал подходящее место. Камни были издевательски ровными и высокими. На одном был подходящий выступ, но с моим ростом не достать.
Я обошел лужайку, но в траве валялись совсем небольшие булыжники.
Взгляд скользнул по искромсанным телам. От мысли использовать труп в качестве подножки захотелось проблеваться.
Я застонал от безысходности и опустился на колени. Сжав кулаки, я заколотил по земле, выплескивая свой гнев на растительности. Нужно изо всех сил стараться или та ужасная боль повторится.
Я схватил тело и попробовал подтянуть к камню. От прикосновение к холодной, окровавленной коже меня прошиб холодный пот. Труп оказался весьма тяжелым, будто мертвая плоть превратилась в гранит. Я почувствовал влагу на руке. Еще одна капля пробежала по щеке. Я закричал и потащил труп к валуну. Взгляд закрыла дрожащая пелена, размывая мир вокруг. Бросив тело у подножья, я смахнул пот со лба и зарыдал.
— Какого хуя? — закричал я, — почему я?
Я испуганно замолчал, будто испугавшись своего голоса. Из головы совсем вылетело, что нельзя шуметь. Я обернулся и увидел черный силуэт вышагивающий в тумане.
Встав на спину своему трупу, я ухватился за выступ и упершись ногами в скалу, подтянулся. Закинув руку на скалу, я задрыгал всем телом, чтобы залезть. Верхушка камня была довольно широкой и плоской. Но я всем телом вжался в холодный камень, не хватало еще неосторожно свалиться вниз.
Я отдышался и перевернулся на спину. На белом, безволосом животе кровила глубокая царапина. От жуткого страха перед скелетом, я совсем не почувствовал боли. В голове мелькала только одна мысль — я успел спастись!
Со всех сторон простирался каменный лабиринт, опутанный белесыми щупальцами тумана. Скелет застыл посредине лужайки, растерянно водя черепушкой по сторонам. Я перепрыгнул на следующий камень, едва не навернувшись вниз.
Раздался громкий свист, и я почувствовал сильный толчок в плечо. Подрагивая черным древком в моей груди торчала длинная стрела. Я захрипел, пытаясь вдохнуть. Боль расцветала и множилась цветными пятнами в глазах. Я рухнул на колени и вторая стрела вошла ровно в переносицу.
Кома
— Максим, Максимка, — меня тормошили за плечо, — ну просыпайся же.
Я приоткрыл глаза, надо мной склонилась мать, позади стояла фигура в белом халате.
— Отойдите, пожалуйста, — успокаивающе сказал доктор, — мы со всем разберемся.
Жар окутывал тело, лишая сил. Простынь подо мной насквозь промокла и неприятно липла к телу. Мать отошла в сторону, и я увидел лицо доктора. Очень бледное, с набрякшими мешками под глазами, скулы выпирают, словно месяц голодал.
Он деликатно раздвинул мне веки и посветил фонариком. Яркий свет доставлял почти физическую боль. Я бессильно замычал, не было сил даже отвернуться. Быстро проверив пульс, он дал отмашку санитарам. Меня подхватили и переложили на носилки. Я ощущал, как от моего тела расходятся волны жара, не удивлюсь, если от белья поднимаются клубы пара.
Меня перевернули на спину и сделали укол. Раньше я боялся уколов, сейчас даже смешно. Боль от стрелы, застрявшей в груди несоизмеримо сильнее, а про удар топором и говорить нечего.
Обеспокоенный голос матери успокаивал. Я расслабился и почувствовал, что проваливаясь в теплый, темный кокон сна.
Очнулся я уже на больничной койке, пахнущей чем-то едким, будто тараканов травили. В теле ощущалась легкость, словно я хорошенько выспался. На тумбочке стояла бутылка минералки и связка покрытых коричневыми пятнами бананов. От правой руки тянулась трубка капельницы.
— Эй, Дима, коматозник очнулся, — крикнули слева, — я выиграл.
— Вот сука, — недовольно протянули слева, — в курилке отдам сиги.
Я присел, опершись на железную спинку кровати. Блевотно-зеленые стены, обшарпанные окна, из приоткрытой форточки сочился теплый воздух.
Моими соседями оказались два парня. Оба лысые, худые, с тонкими усиками под губой, правда, один чуть покрупнее и с большой родинкой на щеке. Они старше меня, наверняка учатся в колледже.
— Неделю в отрубе был, — произнес парень слева, — Михалыч говорил, что наверное откинешься.