Часть 1
III. - FIDEM
Каждое чудо должно найти свое объяснение,
иначе оно просто невыносимо.
Святой Карл Пражский
— Любезный! Вы паромщик?
Человек в соломенной шляпе и с трубкой в зубах приоткрыл глаза, серые и невыразительные, как заполненные дождевой водой отпечатки копыт в земле.
— Чего желаете?
— Желаю переправиться на остров и поскорее. Во сколько это обойдется?
Паромщик не удостоил его вторым взглядом. Вместо этого он коротко затянулся из пеньковой трубки, исторгнув в воздух клуб желтоватого дыма. Судя по запавшим глазам и мелким кровоточащим язвам на губах, курил он какой-то синтетический алколоид, но Гримберт сомневался, что это был благородный экгонилбензоат. Скорее, какая-то дьявольская смесь из львиного хвоста, голубого лотоса и шалфея, популярная в здешних краях. Мертвый немигающий взгляд паромщика, устремленный к стылым океанским водам, говорил о том, что он курил ее достаточно долго, чтобы его нервная система давно превратилась в подобие выжженной чрезмерным напряжением электрической сети.
— Переправиться? Да пожалуйста, — ответил он равнодушно, — Шесть асов за двоих, еще три — за доспех. Паром отчаливает через два часа.
— Отлично. Мой оруженосец заплатит. Но я хотел бы отправиться сейчас.
Это не произвело на паромщика никакого впечатления.
— Паром к Грауштейну отправляется через два часа.
— Ну ты, бездельник! — рыкнул Берхард, теряя терпение, — Разуй свои овечьи бельма! Не видишь что ли, что перед тобой рыцарь?
Паромщик равнодушно скользнул взглядом по броне «Серого Судьи». Судя по всему, доспех не внушил ему надлежащего благоговения, и Гримберт понимал, отчего. Его доспех настолько же походил на тех рыцарей, что рисуют обычно на афишах, возвещая начало какого-нибудь турнира, насколько сам паромщик — на Святого Петра. Ни пышного плюмажа, ни выписанного хорошей краской герба на груди, ни свиты — одна лишь невыразительная серая сталь, и та не полированная, а потертая, обожженная, покрытая оспинами старых попаданий и латками наспех заделанных пробоин. Даже расчехли он оба своих трехдюймовых орудия, едва ли это заставило «Серого Судью» выглядеть хоть сколько-нибудь представительнее.
— Нынче в Грауштейне рыцарей больше, чем козьего дерьма на тропе, — паромщик сплюнул себе под ноги сгусток синеватой от курева слюны, — Только за сегодня троих перевез. Прут и прут, как черти…
Берхард с глухим ворчанием опустил руку на рукоять суковатой дубинки. Гримберт с удовольствием понаблюдал бы за тем, как он преподает паромщику урок хороших манер, а то и сам бы превратил наглеца в кровавую ветошь короткой пулеметной очередью, но с сожалением признал, что в этот раз придется сдержаться.
— Брось этого осла, Берхард, — раздраженно приказал он, — Я на «Судье» переправлюсь по дну, а ты дождись парома и доставь мулов с припасами. Заодно сэкономим пару монет…
— Не советую, мессер, — паромщик коротко зевнул, продемонстрировав изъеденную ядовитым зельем пасть, полную сгнивших зубов, — Не то придется мне осколки вашего доспеха еще пару дней из воды выуживать. Большие-то хоть на переплав сдать можно, а от мелких одна морока…
— Что ты несешь? — Гримберт вновь едва удержался от того, чтобы перерубить его пополам хлесткой пулеметной очередью, — Какие еще осколки?
Паромщик коротко кивнул в сторону океанской глади.
— Донные мины. Их еще в старину ставили, от кельтов, значит. Так и ржавеют с тех пор на донышке. Взрыватели магнитные, чуткость у них большая. Человека или там корову не тронут, а кто в доспехе вброд пойдет, обратно уже не выйдет, вот как.
Гримберт едва не заскрипел зубами. Стоило это предвидеть. Монастыри монахов-рыцарей часто оборудовались подобно крепостям, возводя многочисленные эшелоны обороны, ему следовало догадаться, что Грауштейн не являет собой исключения. Донные мины — серьезная штука, с такой стоит считаться.
— Ах ты дьявол…
— Да обождите вы, мессер, — буркнул паромщик, выбивая трубку, уже более миролюбиво, — Через два часа переправлю вас на остров, бережно, как Ной — зайчонка. Если хотите знать, на пароме паломники с самого раннего утра ждут, и ничего. Даже рыцарь один имеется, вроде вас, и ждет, как миленький, не ругается.
— Заплати этому мерзавцу девять асов, Берхард. Так что, много народу нынче на острове?
Девять медных монет, переданных Берхардом паромщику, не сделали его более приветливым, но немного разговорили. Некоторым металлам свойственно потрясающе влиять на человеческое поведение и образ мышления, подумал Гримберт со смешком. Меди, серебру, золоту. И, конечно же, свинцу. Последний, по его мнению, всегда был наиболее ходовым, способным дать фору даже платине высшей очистки.
— Прежде не особо-то было, по правде говоря. Что им тут делать-то, в северных краях, мышей гонять? А как чудо снизошло на монастырь, значит, так и поперли, словно грачи на бахчу.
— Сплошь лазариты, небось?