— Ты совсем другое дело! — успокоил он меня. — Слушай дальше.
Я ждала с нетерпением продолжения от мамы.
— На всякий случай мы стали готовить необходимые документы и справки для усыновления. — продолжала она. — Но однажды я разговорилась с одной мамочкой в поликлинике, она сказала, что у них с мужем были те же самые проблемы со здоровьем, что и у нас, и она обратилась к бабке-знахарке, живущей в Истре. Как же её звали? Имя такое редкое. Вот вылетело из головы. — мама потерла лоб.
— Как-то на «Р», вроде начиналось. — помог папа.
— Радмира! Её звали Радмира. — обрадовалась, что вспомнила, мама. — Мы решили попробовать. Ну а вдруг? У других получилось, может и нам повезёт. Сели в машину и поехали. Это было воскресенье, двадцать первое марта.
— Мой день рождения? — удивилась я.
— Да. — мама снова глубоко вздохнула и продолжила. — Радмира жила в деревне возле Новоиерусалимского монастыря. Только её дом прям в лесу стоял. Простая такая бабушка лет семидесяти. Без заскоков, не баба Яга какая-нибудь, куриными лапками не размахивала, в шаманский бубен не стучала. В простом платье, тепло так встретила нас. Рассказала про деревню, про монастырь, что место волшебное, те, кто к земле той припадает, у Бога и природы прощение попросит, то исцелиться может даже от смертельных недугов. Чаем напоила. Поговорила с нами и сказала, что будет у нас ребёнок, обязательно будет. Как сейчас помню её слова: «Роднее родного, дороже дорогого, ближе ближнего». Я тогда об этих словах сильно и не задумывалась. Такая надежда в душе зародилась, я от радости хотела петь и прыгать. Мы вышли от неё и решили погулять по лесу. Сделать, как она сказала. Припасть к земле и все остальное. Шли между ёлок и голых деревьев. Солнце тогда помню светило, но ещё довольно-таки прохладно было. Градусов пять не больше. Мы сняли обувь и на землю босыми ногами встали. Сыро так было. Стояли, замерев, думая, что вот сейчас мы волшебство местного леса и почувствуем. И слышим, как где-то кто-то как будто мяукает. Огляделись, а в метрах двадцати стоит ящик картонный, в таком фрукты перевозят, и что — то в нём шевелится. Мы обулись и пошли смотреть, думали котята. А ближе подошли и увидели, что там лежит… ребёнок. Это была ты.
Мамин голос стих. Моё сердце пропустило удар. Как так? Выбросили… В коробке… Как мусор какой-то?
— Холодно, а у тебя из одежды только одна пелёнка с вышивкой такой славянской. И больше ничего. — продолжила мама. — Отец куртку снял, мы в неё тебя завернули и поехали в ближайший роддом. Тебе тогда, судя по пуповине, не больше нескольких часов было. Сколько из них ты пролежала на холоде мы не знали. Отец гнал, нарушая все правила дорожного движения. Ты не кричала, тихо лежала, я боялась, что с тобой могло случиться непоправимое. Но, слава небесам, все обошлось. Тебя покормили, обследовали и на несколько дней оставили для наблюдения. Нам ещё долго пришлось объяснять полиции, где мы тебя нашли, при каких обстоятельствах. Никто о пропаже ребёнка не заявлял, и позднее тебя передали органам опеки. Мы с отцом тогда не хотели от тебя отходить. Подкупили персонал, чтоб нам дали понянчиться ещё хоть чуть- чуть. От тебя исходил такой свет, такое тепло. Мы держали тебя, крохотульку, на руках, и время останавливалось. Если бы была наша воля, мы бы забрали тебя сразу, как врачи сказали, что нет никакой угрозы для твоей жизни и здоровья. В эту же ночь мы решили, что ты наша и никому тебя не отдадим. Ярина, не плачь. — пыталась успокоить меня мама- Кем бы ни были твои родители, это их ошибка, а не твоя. Они не должны были бросать такое чудо.
Я плакала, а мама вытирала мне слезы. Вот она правда, я хотела её и получила. Меня просто оставили умирать в лесу на холоде.
Папа обнял меня со спины.
— Ярина, я тогда понял, что ты единственный ребёнок, который нам нужен, я за тебя любому глотку готов был перегрызть, а если надо и сам бы умер.
— Папа, мама, простите меня. — всхлипывала я.
Мама обняла меня поверх папиных рук.
— За что, дурочка?
— За всё.
Не знаю, сколько бы мы так еще просидели, если бы папа не вспомнил ещё кое-что.
— Кстати, знаешь, почему мы тебя назвали Яриной?
— А да, это очень интересно, послушай, Ясь. — мама взбодрилась, и мы теперь с ней смотрели на папу.
— В той коробке, в которой мы тебя нашли, лежала такая увесистая кожаная книжка. Страницы чистые, без записей, а на обложке большими буквами, золотым тиснением было написано «Ярина».
— А что за книжка? Она сохранилась, покажите её? — взмолилась я.
Это же могло быть хоть какой-то нитью, связывающей меня с моими биологическими родителями.
— Мы её потеряли, извини, дочь. — вот так беспечно признался папа. — В тот день, когда мы тебя нашли, она постоянно попадалась нам на глаза, а потом, как сквозь землю провалилась. Но я успел её со всех сторон изучить. И страницы на свет просмотрел, и огнём прогревал. Пусто. Не расстраивайся, дочь, в книге совершенно точно не было ничего примечательного. Да в ней вообще ничего не было, кроме твоего имени, разумеется. Так вот! Тебе выписали документы с именем Лена. Но как только тебя так называли, ты начинала орать.
Я и сейчас готова заорать, если меня так звать будут. Имя не плохое, ничего против него не имею, но только если так будут звать кого-нибудь другого.
— Случайно назвали имя из записной книжки «Ярина» и ты успокоилась. Пробовали с другими именами — тоже самое. Вика- орешь, Марина-орешь, Полина — тоже орёшь, Ярина- улыбаешься. Так что имя свое ты сама выбрала. Когда суд нам полностью тебя отдал, сразу тебе поменяли и имя, и фамилию, ну и отчество приличное дали.
Папа поцеловал меня в лоб.
— Получается, вы ничего не знаете, о моих родителях?
— Ничего. — ответил папа и нахмурил брови. — Я теперь уж врать не буду и скажу все, что давно хотел сказать. Я презираю твоих биологических родителей. Их поступок не поддаётся никакому оправданию.
Я хотела возразить папе и защитить тех, кто дал мне жизнь. Но он не дал мне сказать и слова.
— Не пытайся меня переубедить. Если я их когда-нибудь увижу, они мне за все ответят. Но! Нужно быть слепым, чтоб не видеть очевидного. Твои биологические родители передали тебе хорошие гены. Ты ведь в них такая умная, красивая, здоровая. Совершенно точно они не были алкашами или наркоманами. Может они были слишком молодыми и безответственными, и теперь жалеют о своём поступке? Не знаю. Но я и слышать о них не хочу. У тебя ещё есть к нам вопросы? — обратился ко мне папа.