Ой, домовой что-то знает. Он же с чего-то взял, что я не родная Наумовым. А может и про настоящих родителей в курсе. Ура! Вот, пришла помощь в лице маленького воришки. Семён, вредный домовой сможет приоткрыть завесу тайны моего происхождения.
— Семёнушка, а расскажи, что ты знаешь про эту силу. Может это наследственность такая от моих настоящих мамы и папы?
Я снова села на кровать, отодвинула одеяло и легла так, чтоб видеть Семена. Но света от его свечки, или что это у него было, не хватало, и я включила ночник. Он убрал свой светлячок в карман, быстро и легко вскарабкался на мою кровать и встал на подушку, прям возле моей головы. Повёл носом в мою сторону, а потом и вовсе, глубоко вдохнул и выдохнул прямо возле моего лица.
— Ты что, опять меня понюхал? — поинтересовалась я.
— В запахах больше правды, чем в словах. Он тебя обмануть не сможет. — заинтриговал домовой. — Знакомый у тебя дух, да токмо откуда ведаю его, запамятовал совсем. Долго я спал, сном беспробудным, покойным, а такой сон, знаешь, он как сквозняк в доме, все, что не прибито выдувает. Не могу тебе всего растолковать.
Вечно хмурое лицо Семена стало отрешенным и даже грустным.
— А расскажи, что помнишь. Может начнёшь говорить, и мысли сами к тебе вернуться. — предложила я один из мною самых любимых психологических методов активизации памяти. Часто так помогала маме искать потерянное.
— Ишь ты — усмехнулся домовой. — Все-то тебе расскажи.
— Я не настаиваю. Просто хотела помочь.
— Ладно. Слушай. — спокойно начал он. — Мы- домовые к домам привязаны, как стебель к корню. Корень нам силы даёт, а мы корню расти помогаем. Не даём мы дом в обиду, так как без него и нас не будет.
— А откуда вы вообще беретесь? — поинтересовалась я.
— Да пёс его знает. Ты как родилась помнишь?
Я замотала головой.
— Вот и я нет. Так ты меня слушать будешь или перебивать? — нахмурился Семён.
— Всё, молчу. — закрыла ладошкой себе рот.
— Хозяевам мы не служим, но помогаем так, чтобы они дом держали в порядке и чистоте. Хозяева меняются, мы — нет. И дом свой храним от всех несчастий. Ни сырости, ни чёрной плесени не допускаем, пожары предотвращаем и даже грабителей можем отпугнуть.
— Ого! — не удержалась я. — А ты действительно полезный.
— А я тебе что втолковывал, девке неверующей. Дом, к которому мы привязаны, любим больше всех богатств на свете. Силу жизненную черпаем от стен, от пола, от потолка, от предметов, что здесь издавна стоят и с домом сроднились. И если, кто решает его разрушить, мы на защиту встаём. Нет страшнее в мире существа, чем домовой, у которого дом отнимают, а с ним, получается, и жизнь его. Мстительный мы народ. Страшшшный.
Вроде Семён не больше пупсика, и голос у него писклявенький, а сказал и от страха мурашки по коже побежали.
— Чтоб дом снести, надо сначала с домовым договориться. Ему отдельную часть дома сохранить, а потом в новый дом пригласить. Или же, чтоб не мешал, попросту взять и упокоить. А уж как это делают — не знаю, не ведаю. Токмо, не каждый на то способен. Ведь люди, которые сему обучены, не простые, особливые. В них сила течёт не человеческая, но и, видать, не божья, коль они духа от родных мест изгоняют и сеё место без защиты оставляют. Благо не насовсем уничтожают. Видишь, обратно вернуться смог. — Сема на секунду улыбнулся, а потом снова серьёзным стал. — Вот мне чуется, что ты из них, кто силой этой владеет, но так судьбе угодно было, чтоб не знала ты об том. Пади от мамки с папкой с умыслом разлучили, чтоб чего-нибудь не натворила, аль ещё что.
Я заплакала. Что такое? Просто водопад слез. За всю жизнь столько жидкости из глаз не выливалось. А домовой встал и погладил меня по носу.
— Нуууу, будет тебе. Я ж предупреждал, что домовые сырости не любят?
Я покивала головой.
— Вот и не разводи её.
Легче сказать, чем сделать. Утерла слезы, а Семён вздохнул и продолжил уже совсем ласково.
— Ты прости меня, дитя, что я наговорил тебе сегодня не подумавши. Птенец ты ещё желторотый, неразумный, а я испугался тебя спросонок. Не хотел тебе больно сделать, душеньку твою дитячую поранить словами обидными. Я ж теперь, напротив, поблагодарить тебя должен, что пробудила ото сна вечного и к такому дому могучему привязала.
Хотела возразить, что ничего подобного не делала, но Семён меня опередил.
— Знаю. Сама не ведала, что творишь. Попить, поесть дала, спать уложила, а домовому больше чести от людей и не надобно.
Семён поклонился в пол, верней в подушку, руку к сердцу прижал и заговорил.
— Я домовой Семён, скрепляю твёрдой клятвую слова свои, что отныне не наврежу Ярине и хозяевам этого дома ни словом, ни делом. Скажи: «Принимаю клятву твою Семён — домовой.»