Валерий Натаров - Три Мира Надежды стр 5.

Шрифт
Фон

И Этан уже не смогла задержаться в Аноре.

“Может быть, потом, если буду жива, я приеду сюда еще раз, - подумала она. - А сейчас нельзя терять время. Белернин ждет, он уже устал ждать, и разочарован во мне. Но я докажу, что он не ошибся, выбрав меня”.

И утром следующего дня Этан отправилась в Ольванс. С Марием в этот раз она не встретилась - разминулась на два часа.

ПОСЛЕДНИЙ КАЛМИТ

Этан не знала, что еще один человек искал встречи с Марием и ждал его в Аноре. Неприметный молодой мужчина с темными волосами, среднего роста, не щуплый, но и не богатырь, одетый добротно, но не модно и не броско. Без особых примет. Такой легко затеряется в любой толпе. Взгляды людей никак не желали задержаться на нем, и даже торговцы и проститутки через несколько минут не смогли бы точно описать его внешность. Молодого человека звали Гелнин, он считал себя калмитом, хоть формально и не имел права называться им. Гелнин был всего лишь учеником калмитов десять лет назад. Ему едва исполнилось 9 лет, когда его забрали из родного дома за долги семьи. Испуганного мальчика привезли в крепость калмитов, где он должен был стать рабом, бесправным говорящим орудием, не очень дорогим, которое можно и не жалко даже сломать с досады и злости. Но прежний глава клана что-то увидел в его глазах, и судьба Гелнина волшебным образом переменилась. Четыре года вся его жизнь подчинялась строгому распорядку, в котором изнурительные тренировки сменялись блаженным наркотическим забытьем. Его готовили не к жизни, а к смерти, даже самые удачливые и здоровые рядовые калмиты не доживали до тридцати пяти лет, но Гелнин никогда не думал об этом. В тот роковой день, когда древняя крепость калмитов сгорела в магическом огне, его отправили с письмом к хозяину одной из окрестных усадьб. Гелнин вернулся слишком поздно и потому остался жив, но предпочел бы умереть тогда. Другой жизни он не знал, да и не желал знать. Работать он не умел, и любой труд считал низким занятием презренных, мало отличающихся от домашнего скота людей. Но у этих людей были свои дома и пища, Гелнин же был лишен сейчас и того, и другого, и эта вопиющая несправедливость выводила его из себя. К тому же приученный к наркотикам организм с каждой минутой все настойчивей требовал привычной дозы, и невозможность получить ее просто сводила Гелнина с ума. Никто не спешил помочь ему, и тогда он просто вошел

в первый попавшийся дом, потребовал еды и деньги - и, к огромному изумлению, ничего не получил от таких робких еще вчера, но внезапно осмелевших сегодня людей. Вне себя от начинающейся ломки, он набросился на хозяев и, наверное, убил бы кого-нибудь, если бы на крики не сбежались соседи. Гелнина скрутили и бросили в погреб, где он, не переставая, жутко выл до утра. Выведенные из себя хозяева периодически спускались к нему и били ногами, но Гелнин не чувствовал боли. Каждая клетка его тела требовала наркотика, и все другие ощущения отступали перед этой неутолимой и невыносимой жаждой - нет, не удовольствия, всего лишь покоя. Утром его вытащили из подвала и грубо швырнули на какую-то повозку. Через час он оказался перед пожилым человеком в парике и черной мантии. Тот задавал вопросы, а Гелнин, не вслушиваясь в его слова, проклинал судью и угрожал ему, а в конце рухнул перед ним на колени, умоляя об одном: убить, растерзать, но вначале дать наркотик. Так началась новая жизнь Гелнина. Жизнь, в первые дни которой он каждый день и каждую минуту проклинал ненавистную девку с собакой, разрушившую его мир и погубившую людей, так хорошо заботившихся о нем. Он побывал в настоявшем аду и неимоверно мучился всю первую неделю, прикованный

к железным крюкам, надежно вбитым в каменную стену. Потом стало легче, боль и мука ушли, но еще слаще и желанней казался ему такой недоступный сейчас пакетик с соломенно-желтой пылью. И даже грубая неочищенная коричневая дрянь представлялась теперь амброзией и нектаром. Гелнин был уверен, что обычной разовой дозы ему хватит сейчас на целый день, а может быть, даже на два или три дня. Но время шло и постепенно тяга к дури ослабла, а потом и ушла, забрав с собой все физические и душевные силы. И лишь через месяц он снова ощутил голод - первое чувство, проснувшееся в нем. За ним постепенно робко дали знать о себе

и другие почти забытые желания и ощущения. Гелнин увидел себя в тюрьме, и не было в мире человека более одинокого, чем он. Тогда Гелнин впервые обратил внимание на своих соседей, сразу выделив среди них высохшего, как мумия, лысого старика, который пользовался необъяснимым авторитетом не только у заключенных, но и среди охранников и прочего персонала тюрьмы. Увидев первый осмысленный взгляд похожего на привидение мальчишки, старик ухмыльнулся и ловко опрокинул его чашку. Вновь познавший чувство голода Гелнин одним ударом сбил наглеца с ног. Еще пару недель назад этот удар стал бы смертельным, но сейчас старик лишь упал, а все соседи разом набросились на мальчишку

и убили бы, но с трудом поднявшийся старик бросил короткую фразу и нападавшие разошлись по углам.

- А ты ведь из замка калмитов, - шепнул ему на ухо старик, усаживаясь рядом. - Я сразу понял это. Наблюдал за тобой. Отвечай, это правда?

Неожиданно сильные пальцы впились в его плечо.

- Нет, - отстранился от него Гелнин. Даже в этом состоянии понимал он, как опасно признать себя членом когда-то страшной

и всесильной, а ныне не существующей организации. За деньги калмиты убили столько аристократов, правительственных чиновников и бандитов, что мести можно было ждать с любой стороны

и от кого угодно. А Гелнин теперь уже хотел жить.

- Ты разочаровал меня, - процедил старец. - Я ведь собирался дать тебе шанс, взять в Семью. А ты, значит, всего лишь испорченный никчемный мальчишка. Я ошибся, не позволив им убить тебя.

Он сделал знак рукой, и сокамерники снова повалили Гелнина на пол, стали душить.

- Не перестарайтесь, - тихо сказал им старик, но Гелнин не услышал его.

- Я - ученик калмитов, - сдавленно прохрипел он, и руки, сжимающие его горло, разжались, а старик снова оказался рядом.

- Я знаю, - спокойно сказал он. - В Сааранде стало совсем уж неспокойно сейчас. А командор Белернин вчера покинул Анору, ты, конечно, ничего не слышал об этом. Город и вся провинция трепещут от страха. Хорошее время для смелых и сильных людей. Тебе разве не жаль, терять его напрасно?

Сжавшись под взглядом маленьких выцветших глаз, Гелнин настороженно слушал его.

- Молчишь? Это хорошо, что ты умеешь слушать. Сегодня вечером наши люди захватят тюрьму и выпустят на свободу всех жертв политического произвола. Куда ты пойдешь, Гелнин?

- Не знаю.

- Плохой ответ, - усмехнулся старец. - Неправильный. Но я добрый сегодня и дам тебе еще один шанс. Итак, с кем же и куда ты пойдешь, Гелнин?

- С Вами. Куда прикажете, - коротко ответил он.

- В этом городе меня зовут Банщиком, - сказал старик. - Терпеть не могу и это прозвище, и бани, но, что поделаешь, их всегда содержали для прикрытия мой дед и отец. И мне приходится. Семейные традиции - это святое.

Он кивнул одному из подручных и у того в руке появился маленький нож.

- Покажи ему.

Человек с ножом подошел к Гелнину, опустил голову и, бесцеремонно взяв за руку, провел ею по своему затылку.

- Ты понял, что нужно сделать? - спросил старик.

- Понял, - ответил Гелнин, и взял нож.

Банщик не обманул: пьяная толпа разнесла тюрьму этим же вечером. И на несколько дней город оказался в руках его банды.

К удивлению Гелнина, грабили они вовсе не самых богатых людей. Самые большие и красивые дворцы остались в неприкосновенности. Позже Гелнин понял, что их владельцы либо откупились от них, либо были давними клиентами Банщика. А некоторые из аристократов, даже бывший губернатор провинции Хебер, так и вовсе являлись его друзьями и деловыми партнерами. Но потом в Анору пришел Марий, и стало тяжело. Банщик говорил, что хуже было только при Белернине, который, единственный из всех правителей Хебера, посмел схватить его. Второй раз оказаться за решеткой Банщику очень не хотелось, и потому он предпочел перейти на нелегальное положение. Это было неудобно и непривычно, но

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке