В ранних сумерках я вошла в дом, задвигая засов на двери, в темноте затеплила свечу, побросала дрова в печь, разжигая ее. Кота не было и без него дом казался неуютным, нежилым — все еще сырой, а может быть и уже, после таких-то дождей, беззвучный, темный… Хотя я свободно ориентировалась в темноте, я ее не любила. Слишком хорошо знала, что может в ней скрываться. Я, например.
Когда на кухне потеплело, стало намного уютнее. Насвистывая себе под нос, я зажгла светильник — небольшая конструкция со вставной свечой и лупой и выставила на стол, кинув беглый взгляд в окно. В синеве наступающей ночи были видны желтые окна соседей. На улице никого не было. Выгребла разогретую кашу себе в тарелку и смела в одно мгновение — целый день без еды! Прости, кот, тебе ничего не осталось.
До полуночи я раскладывала травы. Из днища и крышек бочек получились отличные подносы. Я подготавливала побеги и раскладывала их на дереве, а после выставила на приступку у печи. Горячий воздух высушит их, но не опалит. Лучше может быть только солнце.
В подполе раздалось шуршание и из специально проделанной дыры в углу вылез кот. Приветственно чихнул, обнюхал и выжидательно уставился на меня.
— Мышей надо ловить, — ехидно отозвалась я, за что была награждена выразительным взглядом.
Ровно в полночь я дунула на свечу, и вышла на улицу. Луна была скрыта за облаками, но я хорошо ощущала ее. Могучая, сильная, поглощающая.
Не знаю, что подумали люди, но явно комоды к дверям придвинули. Хоть я и отбежала от домов, но выла с полной отдачей — в голос, старательно… Едва ли не впервые — свободно…
Глава 2
Утро выдалось на редкость замечательное — солнечное, жаркое, влажное. Щурясь от яркого света, я выползла на крыльцо с чашкой чая и бутербродом с маслом и привалилась к перилам, надеясь, что они не обвалятся.
— День добрый, хозяйка!
Кого это черт принес?
Благодушие как рукой сняло. Я недовольно подняла голову, выискивая нахала.
Им оказался незнакомый парень расхлябистого вида. По лицу читалась то ли неделя беспробудного пьянства, то ли лет двадцать умеренного, но регулярного. Белобрысые волосы торчали в разные стороны, еще больше торчали уши. Он стоял, опершись о покосившийся забор (надо бы новый поставить!) и улыбался всеми двадцатью (не больше) зубами.
— Добрый, — неохотно и настороженно согласилась я, и не думая вставать. Хотя, с другой стороны, мне с этими людьми еще жить, нужно же как-то… налаживать связи?
Связи светились щербатым лицом и явно жаждали знакомства.
— А я смотрю, уже почти месяц как живете с нами, неужели на лето остаетесь?
Надо же, и подсчитал даже.
Я неохотно встала, направляясь к парню. Кот вылез из дома, уселся на крыльце, сверля зелеными глазами наглеца.
— Там видно будет, может и на лето, — не стала я уточнять, что планирую задержаться. — А вы?..
— А я из десятого дома, — махнуло это чудо рукой в неопределенном направлении. — Мамка моя говорит, сходи глянь, может помочь чего надо? А то совсем с Гришкой своим… — Тут парень заткнулся, видимо, родительница запретила про дружка-собутыльника упоминать. Дабы девица (незамужняя надо полагать) не выгнала поганой метлой. Ага.
— Очень приятно, а я Алиса, — форсировала я события, отчаявшись дождаться пока он сам представится.
— Ага. А я Генка, — неизвестно чему обрадовался Генка. — Ты слышь, ты обращайся, если надо чего, помочь там чем… Соли, опять же.
Соли? Нет, спасибо.
— Обязательно, — улыбнулась я как можно искреннее. Спасибо тебе, помощничек, но я лучше как-нибудь сама… — Будьте здоровы, Гена. И маме привет.
Привет и соболезнования. Парень здоровый, как бык — плечи бы в дверь прошли и то хорошо — а ума ни на грош. Чего он здесь, на хуторе, околачивается? Ни работы, ни девок.
Видимо, высветившее солнце осветило дорогу к моему дому. Не успела я избавиться от Геннадия, как приковылял его близнец.
— Гриша, — утвердительно сказала я на его попытку познакомиться. — Алиса. Очень рада познакомиться.
— А ты чо, типа ведьма что ли? Прям угадала! — гыкнул тот. Надо признать, Геннадий был еще неплох. Григорий мог похвастать начинающим брюшком, лысиной и выбитыми передними зубами. И уазиком.
— Как ему права-то выдали? — ужаснулась я, рассматривая помятую машину, явно не раз и не два во что-то врезавшуюся.
— Так, а батя у него — начальничек поселковый! — удивленная моим незнанием отозвалась Машка — русоволосое создание семнадцати лет отроду. Девица красивая, разве что слишком худая, больше похожая на мальчишку. Длинная по нынешней моде юбка и короткий топ сидели на ней как на вешалке. Волосы, заплетенные в толстую косу до пояса, были того чудного цвета, какой с возрастом все больше становится рыжим. — Кто ж их у него отберет?
— Логично.
— Он сюда к дружку своему приезжает. Почитай, каждые выходные и посередь недели тоже бывает, как устроят шабаш…
Машка неожиданно вскрикнула и с ругательствами понеслась по улице. Смоляные пятки резиновых сапог засверкали на солнце. Корова, которую она вела на поле, успела воспользоваться невниманием хозяйки и влезла в соседский огород.
Я с облегчением отлепилась от забора, от которого отойти не могла вот уже второй час и поспешно скрылась в доме. Хватит на сегодня знакомств, пожалуй. Машка была из них самой нормальной — если так можно сказать о юродивой. С виду вроде девочка симпатичная, да и разговаривает хорошо, связно, но мысли скачут как блохи по собаке. И все какие-то чудные. За полчаса общения с ней я успела узнать, что девицу привезли сюда из какой-то лечебницы, где она до этого лет пять обреталась. Родители все надеялись, что ей там ума прибавят, да только все без толку. В конце концов, сплавили к бабке в глушь — толку от лечения все равно никакого, а бабке помощница. Кроме меня, Генки и Машки (и матери с бабкой соответственно) здесь жили: трое стариков на другой окраине, шестеро старух от шестидесяти и до сотни, приезжие из Узбекистана напротив меня, да вдова с тремя детьми, которую "щедрые" родственнички выселили сюда, дабы не мешала делить остальное наследство. Вот, собственно и все. Не густо, прямо скажем. Через мост, в новой части поселка, жило еще полторы тысячи человек, но работали в основном у частников на фермах, коих было в округе множество или в заповеднике — по вахтам.
Про заповедник я знала и без сбивчивых рассказов Машки. Не слишком удачное место для цивилизованного оборотня, но на что только не пойдешь ради желанного спокойствия?
Переодевшись в рабочую одежду, я запаслась инструментами и подошла к сараю. Зимы здесь суровые, нужно бы и утеплить как следует, только где ж я мха столько наберусь? На заднем дворе правда стоит до сих пор глина разведенная, если смешать ее с соломой… Да, может быть что и выйдет? Еще ведь помню, из города рулонный утеплитель из фольги привозила…
Всю следующую неделю я занималась только сараем — сил и времени больше ни на что не хватило. Генка сначала было тоже взялся, да только на второй день пришлось его изгнать. До сих пор как вспомню, так смешно становится, а ведь, наверное, из-за него теперь на меня так косятся… Пришел он ко мне на следующий день — давай, говорит, помогу? Отчего же не помочь, я мигом согласилась — проклятый сарай никак не поддавался ремонту. Работал он до самого вечера — я бутылку приготовила, да еще травок своих туда бросила, чтоб значит, похмельем не страдал. Ну и ушла в дом — ужин себе стряпаю, кота от котелка отгоняю… И тут чувствую на талии руки. Не знаю, о чем я в тот момент думала, но явно его увидеть сзади не ожидала — потому что котелок с водой да крупой в нем, которую в печь собиралась ставить так ему на голову и натянула. Секунду он стоял молча — видимо, пытался понять что произошло. А потом как заорет благим матом:
— Да ты что, сдурела, дура?!
— А еще раз руки распустишь, так и вовсе отрежу! — зверским голосом пообещала я.
— Да кто ж тебя еще обнимет? — гулко возмутился в котелок Геннадий. — Тут мужиков — старики да дети! А я ж…