Ратибор ляпнул, не подумав. Ведь нынче не он, а Сгон был главным над молодежью назначен, и от того ликовал и с явным удовольствием указывал, приказывал, на многих и голос повышал, ругался. Видать, нравилось ходить в бригадирах. Бригадир – древнее слово, такое же древнее, как и боярин, волхв, князь… Означает – указчик, помощник, для небольшой группы работников – главный. А если короче – то на ровном месте шишка. Именно так Рат всегда и говорил, не особо стесняясь, он вообще на язык был невоздержан, не зря насмешником слыл.
Сгон кривился, скуластое, с небольшой рябью по щекам, лицо его покраснело:
– Остынь, Рат. Не видишь, без тебя управлюсь.
– А, ну давай, – Ратибор безразлично отвернулся. – Великий Био тебе в помощь. Кстати, он бы тут наработал куда побольше нас.
– Святотатец! – схватив топор, с возмущение сплюнул Сгон. – И как у тебя язык-то повернулся, про защитника нашего и бога такое сказать? Если бы не он, где б мы были все?
А вот это было серьезно, о насмешке над племенным божеством Сгон вполне мог доложить волхвам… с которыми, правда, не очень ладил – поссорились из-за какой-то девки, – но доложить мог, особенно если его разозлить. Вот это-то Рат понимал вполне, а потому – тут же повернулся к бригадиру с самой широкой улыбкой:
– Ну, ты это, Сгоне, не сердись. Бригадир ты неплохой, о том все знают…
Сглотнув слюну, Сгон что-то проворчал, но видно уже было – злость его понемногу проходит. Размахнувшись как следует, он нанес сокрушительный удар… тут и Рат подсуетился слегою – навалился, толкнул…
– Пошла, пошла, пошла!!! Па-берегись!!!
Сминая на своем пути все, великан упал в низину, застряв в густых кронах таких же сосен.
– Что стоите, глаза таращите?! – бригадир со злобой обрушился на пильщиков. – Давайте, подрубайте сучки́!
Похватав маленькие топорики-сучкорубы, пильщики опрометью бросились исполнять приказание. Никто их них не спорил, не ругался, даже не ворчал. Да и кому там спорить-то? Все отроки лет по четырнадцать-пятнадцать, из старших только Сгон, Рат да Легоша – и тем еще двадцати нету. Остальные мужики да парни – кто на других участках лес валит, кто на башнях караульную службу несет, кто молодежь биться учит. Ну, а кто кузнец – тот кузнец, тому многое можно.
Бригада Сгона забралась нынче далеко, версты на четыре от Пятницкой башни, которая, вообще-то, раньше была не башня, а Ворота, но сейчас – да давно уже – такие времена, что никаких ворот не надобно.
Упала на слеги высвобожденная пильщиками сосна, и парни тут же принялись обрубать с упавшего ствола сучья.
– Хорошо б караульного сменить, – поглядев в небо, негромко промолвил Ратибор. – Выставляли – солнышко – во-он над той сосной было, а сейчас – эвон где! Не, конечно, твое дело, Сгон, ты ведь бригадир, не я.
– Рано его сменять. – Сгон поднял с лапника, которым были укрыты пожитки, объемистую плетеную флягу с квасом, и, сделав пару глотков, хмуро насупился. – Что он там делает-то? Лес рубит-валит? Или, может, корчует пни? Сидит себе, да глаза пучит. А ты говоришь – устал.
– Глаз тоже устать может, Сгон, – осмелился подать голос Легоша – легкий сердцем увалень, добряк, правда, увы, не рукодельник – в кузнечном деле ничего у него не выходило, как ни старался. Разве что молотобойцем – и то…
– А ну вас! – окрысился бригадир. – Да что ж это такое-то? Один гундит целый день, второй… Сейчас обед объявлю, а вы в это время, ежели охота, так сбегаете, часового проверьте – мало ли что?
Ратибор расправил плечи:
– Это приказ, Сгон?
– Считай, что приказ.
Пробирались лесом, впереди Рат, за ним – Легоша, упарились. Хоть и недалеко было идти, а все ж кругом одни завалы, буреломы, урочища.
– Матушка рассказывала, будто где-то на севере такое же урочище есть, Старцевским называется. И будто бы в глухую старину некий атаман или полковник, а может – старший сержант, звали его Заруцкий, спрятал целый воз золотых монет.
– Надо же, – треща кустами, ахнул позади увалень. – Целый воз! Интересно, какими монетами? Если там есть, где мужик сеет, то…
– Тсс!!! – Ратибор резко обернулся и присел, приложив палец к губам.
Тут же замолчав, Легоша нырнул в кусты смородины, с неожиданной для его комплекции ловкостью подполз к напарнику и свистящим шепотом спросил, что там такое?
– Глянь-ка на тот пенек, – Рат кивнул влево, на ничем не примечательную корягу размерами сажени с полторы, всю обвитую ветками, с толстыми многочисленными корнями, казалось, уходящими глубоко в землю, в густой серовато-зеленый мох, после недавнего дождя покрытый оранжевыми раковинками лисичек – увы, после Последней Войны есть их было нельзя.
– Думаешь, за ним кто-то прячется? – медленно вытаскивая из ножен меч, все так же, шепотом, поинтересовался увалень.
Ратибор дернул шеей:
– Нет. Мне не нравится сам пень. Кажется, я его уже видел в самом начале пути.
– Ха! Да там пней… Корчевать не выкорчевать.
– И то правда, – подумав, согласился Рат. – Ладно, идем… И давай-ка повнимательней.
Поднявшись на ноги, парни зашагали дальше, только на этот раз – куда медленнее. Ратибор незаметно – словно бы чувствовал на себе чей-то недобрый взгляд – передвинул поудобнее ножны, напарника же послал вперед, оставаясь в арьергарде.
Густой кустарник и буераки затрудняли движение, и Рат часто останавливался, вроде бы отдышаться… а на самом деле осматривался, внимательно, незаметно и быстро.
И заметил тот же самый пень! Позади, в десятке шагов…
Легоша, обернувшись, вопросительно глянул. Рат отмахнулся – мол, иди, куда шел, как договаривались… а сам вдруг резко свернул влево, прикинулся, будто что-то там искал, что-то важное, очень важное…
И все косил краем глаза на пень. А тот, как ни в чем не бывало, вдруг сдвинулся с места, сделав шаг… другой, третий. С еле слышным чавканьем корни вылезали из мха, и снова впивались в землю, перенося за собой мощную колоду… Вот что-то сверкнуло красным. Глаза? Ай да любопытный пенек!
Активно делая вид, что раскапывает – или закапывает – что-то меж корнями приземистой, с широкими лапами, ели, юноша приготовил меч. И когда пень неосторожно приблизился шагов на пять, Рат резко развернулся и прыгнул.
Пень выстрелил прутьями, стараясь отбить меч и целя в лицо…
Пружинисто приземляясь на ноги, Ратибор пожалел, что не смог расколоть эту назойливую колодину с первого наскока… теперь пришлось сражаться. Именно так – сражаться. Ибо обладающий корнями-ногами, глазами и, вероятно, злым разумом, пень оказался весьма серьезным противником. Рат и опомниться не успел, как его левую ногу охватил вынырнувший из-под земли корень. Перерубив его, юноша едва успел подставить клинок под новый выпад. Проклятая колода на этот раз вложила в бросок ветвей всю свою недобрую силу… и напрасно. Люди Пятницкой башни недаром считались лучшими кузнецами. Наткнувшись на острое лезвие, ветви бессильно упали наземь… И снова поползли корни. Впрочем, поползли – это еще мягко сказано! Корни внезапно взметнулись, взлетели, словно распрямившаяся пружина, один удар пришелся Рату по левой руке – ее словно ошпарило кипятком, а кисть онемела. Но… все же бояре башен не зря учили молодежь. Не зря почти ежедневно тренировался и Ратибор. А уж о качестве клинка говорить не приходилось – надежнее некуда. Мужики шутили – мол, словно топор, деревья рубит.
Сейчас как раз был такой случай.
Ну, проклятая колода… Получи!
Юноша словно затанцевал – как учили, – бегая вокруг пня кругами, уходя из-под ударов разящих веток и корней, и рубил, рубил, рубил – только щепки летели. Вот уже поредели под разящими ударами ветки, уже и корней осталось мало – и движения пня резко замедлились, лишь из-под обрубков веток яростно краснели глаза… Вдруг толстый, заостренный на конце, словно хорошо закаленное копье, корень пролетел над головой вовремя увернувшегося парня. Ратибор не просто увернулся – присев, рубанул клинком, и теперь уже пришлось уворачиваться от какой-то капающей из обрубка вязкой густо-зеленой гадости, чем-то похожей на кровь.