Какие-то склады, за колючей проволокой ходит часовой, причём всё по серьёзному: каска и броник налицо. За спиной автомат неизвестной конструкции (ничего общего с «калашом») с примкнутым штык-ножом.
Солнце ещё только взошло, на улице было прохладно, но наши полуголые тела быстро покрывались потом и начинали блестеть в утренних лучах рассвета.
Часть давно уже проснулась. На пути нам то и дело встречались солдаты: кто-то подобно нам совершал пробежку, кто-то вертелся на турниках и крутил «солнышко», человек десять выполняли приёмы рукопашного боя: что-то вроде боевого самбо.
То и дело попадались офицеры, спешившие на службу. Каждый раз, завидев такого, мы переходили на строевой шаг.
После бега нас выстроили на плацу, где под командованием Санникова стали выполнять комплекс упражнений утренней зарядки: ничего необычного, вполне стандартные махи руками и ногами, приседания и прочее в том же духе.
Я с удивлением ощутил, как проходят боль и усталость после вчерашнего, как тело наполняется энергией. Туман, стоявший в голове сразу после подъёма, прояснился.
После физзарядки и умывания, нас повели на завтрак.
Не знаю, то ли я оказался таким голодным, то ли еду на сей раз приготовили нормально, однако гречневую кашу с тушёнкой, два куска хлеба с кругляшами сливочного масла и стакан кофе, разбавленного молоком, я проглотил в один присест. И, пусть не до конца наелся, всё равно тут же почувствовал себя человеком.
Особо разъедаться не давали, быстро выгнали из столовой на улицу.
Началось воинское таинство под названием «развод».
Ничего из ряда вон происходящего там не произошло, но зато я впервые увидел комбата Варянского, которого за глаза бойцы звали Варваром. Он действительно походил на древнего викинга: такой же светловолосый, мощный, высокий. Ему бы бороду отрастить, да переодеть в кольчугу и нахлобучить на голову рогатый шлем (да, я в курсе, что на самом деле викинги их практически не носили, но стереотипы есть стереотипы) и смело можно срисовывать с него скандинавского бога Одина.
Новобранцы его интересовали меньше всего, к нам он даже не подошёл, просто выслушал рапорт взводного.
Распорядок дня не блистал разнообразием: теоретические занятия чередовались физподготовкой. Интересно, когда нас допустят к оружию? Одно дело, когда тебе в башку вдалбливают всевозможные инструкции, и совсем другое, когда в твоих руках появляется Оно, именно так, с большой буквы!
Глава 7
Удивительное дело, кажется, что день тянется чуть ли не бесконечно, но потом — хлоп! и вдруг выясняется, что уже пролетела целая неделя.
Незаметно подкралось моё первое воскресение, объявленное выходным. Ну как выходным, всё в полном соответствии с армейской поговоркой: «что ни отдых, то активный, что ни праздник, то спортивный».
Выразилось это лишь в отмене занятий, вместо них нас погнали на спортгородок, где устроили эстафеты и прочие «весёлые старты». Выяснилось, что я неплохой бегун (хоть какая-то плюшка от истинного владельца тела). Не чемпион, конечно, однако показал очень хорошие результаты в забегах на сто метров и три километра. В последнем состязании вообще пришёл к финишу первым в учебном взводе.
За эту неделю произошло не так уж и много событий, самый главным из них стало появление в части ещё двух десятков зелёных рекрутов — в итоге взвод стал полноценным, в нём появились сразу три отделения.
Формально, каждым «рулил» ефрейтор, к примеру, нашим занимался Санников. Однако каждый из нас примерял на себя в течение дня обязанности командира отделения. Санников выдавал белую повязку с надписью «стажёр» и коричневый кожаный планшет, крепившийся к портупее.
Теперь «стажёры» водили отделение на зарядку, развод, приёмы пищи, вечернюю прогулку и отбой, а Санников наблюдал за процессом, практически не вмешиваясь.
Я сам не заметил как вошёл во вкус ещё в первый день стажёрства. Наверное, это играли и бурлили отцовские гены, мне нравилось командовать, вести за собой людей. И, как часто бывает с новичками, дорвавшимися до власти, я перегнул палку.
После ужина нам полагалось с полчаса личного времени, в это время ослабевал надзор даже сверхбдительных ефрейторов и унтеров, которые подходили ближе к вечерней прогулке.
Я устал как собака после кроссов, и пусть опять «опарафинился» при сдаче нормативов на турнике, всё равно ощущал в себе некоторый душевный подъём. Эдакая усталость в теле и одновременно приподнятое настроение. Приятно быть хоть в чём-то лучше других. Да, я хреново подтягиваюсь, зато бег — мой конёк.
К тому же на моём рукаве была белая повязка «стажёра», весь день я командовал отделением и, как мне казалось, неплохо. Правда, то и дело ловили на себе косые взгляды сослуживцев, однако явного сопротивления к приказам не встречал.
Папа всегда твердил мне: будь проще и люди к тебе потянутся. Я пробовал вести себя именно так, как он говорил, но результаты пока не были радужными. Парни меня откровенно чурались, я чувствовал себя какой-то белой вороной и не понимал, как исправить ситуацию.
Почему-то, что в школе, что в университете никогда не испытывал дефицита в общении, приятелей и друзей что там, что там было хоть завались, но тут просто какой-то затык.
Сложно сказать, разойдутся ли наши стёжки-дорожки после того, как на плечи лягут солдатские погоны, но интуиции подсказывала, что с кем-то из этих парней всё равно придётся тянуть вместе все эти пять лет контракта. Если не в одном отделении, так во взводе точно.
По установившейся традиции мы не звали друг друга по фамилии, иногда по имени, но чаще всего по стихийно возникшим прозвищам.
Конопатый, которому в первый день «пробивал фанеру» фельдфебель Белов, так и остался для всех Рыжим. Ко мне приклеилось погоняло Лан — сокращённое от Ланской.
А ещё в отделении появился неформальный лидер: смуглый и разбитной парень, года на два постарше остальных, откликавшийся на погоняло Цыган. Сухой и при этом жилистый, физически крепкий и явно неглупый, он сразу подмял под себя ребят.
Прошло всего несколько дней, а все, кроме меня, буквально ему в рот смотрели.
Как это у него получилось — ума не приложу. При этом непохоже, чтобы Цыган прикладывал к этому какие-то особые усилия. Быть может, яркая лидерская харизма или что-то другое.
Однако на меня она не действовала, я словно оказался на другом полюсе. Вероятно, это тоже была одна из причин, по которой у меня не складывались отношения с сослуживцами. Они держались вместе, а я вроде как на отшибе.
Когда коту нечем заняться, он полирует до блеска яйца. В армии терпеть не могут отлынивающего бойца, поэтому лучше всегда изображать какую-то деятельность, если не хочешь, чтобы тебя припахали.
Я сидел на табурете и тряпочкой натирал латунные пуговицы куртки. Считалось особым шиком, когда они блестят и переливаются на солнце словно перламутровые.
В этот момент меня тронули за плечо.
Я вскинул голову и увидел длинного и нескладного Кузю, у которого явно была некоторая заторможенность в развитии. Он словно немного застрял в детстве.
В иных обстоятельствах его лёгкий инфантилизм и наивность могли бы вызвать умиление, но только не в армии. Странно, что комиссия вообще его пропустила.
- Чего тебе? — спросил я, продолжая наяривать тряпкой.
- Лан, тебя Цыган ищет.
- Чего меня искать — я здесь, — спокойно произнёс я.
Стычек с Цыганом у меня не было, но в душе я догадывался, что это до поры — до времени. Рано или поздно коса найдёт на камень.
- Ему надо с глазу на глаз с тобой потолковать, — Кузя беспомощно оглянулся. — Лан, ну не артачься, а…
Вид у него при этом был абсолютно детский и безобидный, как у плюшевого медвежонка.
Мне стало его жалок.
- Где?
- Он во дворе тебя ждёт, — обрадовался Кузя.
В любой воинской части, несмотря на установленный строгий контроль и порядок, всегда есть места, в которых солдат может, как это принято говорить, «проеб…ться». Какими бы пугливыми и неопытными были мы, рекруты, однако даже нам удалось быстро вычислить парочку таких мест. К ним относилась в первую очередь территория за казармой, куда, почему-то не выходило ни одно окно, а с других мест его было сложно разглядеть из-за густо посаженных деревьев. Мы называли этот крохотный «пятачок» двором.