Поэтому я добавил в голос льда и повторил:
— Присаживайтесь. И не надо истерики. Я — Гарри. Только вот после того, как ваш любимый сын меня убил, у меня появились кое-какие дополнительные способности.
Петунья как-то неловко пристроилась на стуле и неожиданно тихо спросила:
— Что значит — «убил»? Не смей клеветать на Дадли, он хороший мальчик. Это ты…
— Ну, да, — вежливо кивнул я, — урод и сын шлюхи и алкоголика. Переигрываете, миссис Дурсль. Не верю. Тем более, что теперь я точно знаю, кем были мои родители и как погибли. И кто я такой. Видите ли, какая-то высшая сущность (и не вру ведь, а как иначе?) решила, что умирать мне ещё слишком рано, и вернула в тело, хотя я очень хотел к маме и папе, поверьте.
Петунья опустила глаза. Похоже, ей стало… ну, не верю, что стыдно, но неуютно. Не должны нормальные восьмилетние мальчики так говорить. Но мне было по барабану на её моральные страдания. У этой пакостной семейки хватило ума издеваться над младенцем, так что «бачили очи шо купували, теперь ешьте, хоть повылазьте». И продолжил:
— Так вот, прежде, чем я вернулся, я узнал, кем были Лили и Джеймс Поттеры. И о том, кто их убил. И о том, что они были волшебниками, как и я. И как меня вам подкинули — как бездомного щенка, в корзинке. И как вас настолько напугали магические выбросы малыша, который потерял свою семью и по-другому реагировать на это просто никак не мог. И поэтому я стал для вас козлом отпущения, особенно для вашего сына, миссис Дурсль. Так что я знаю всё.
Петунья подняла на меня глаза и взвизгнула:
— Мальчишка! Ты ничего не понимаешь!
— Да всё я понимаю… — вздохнул я. — И готов принять то, что у вас сложные отношения с миром волшебников… что Джеймс Поттер и его друзья испортили вам свадьбу. Я даже готов извиниться за это, но… я, лично я, в чём виноват? Меня никто не спрашивал, хочу ли я жить с вами, прежде чем подкинуть на ваш порог. А ведь вы были сестрой моей матери, миссис Дурсль…
— Почему — была? — спросила Петунья. — Мы — твои родственники! И вообще, ещё вчера ты называл нас «дядей и тётей».
— Больше не буду, — отрезал я. — С родственниками так не обращаются. И я не считаю вас таковыми больше. Ставлю вас в известность, миссис Дурсль, что я отправляюсь в полицию.
— Что? — потрясённо спросила женщина. — Ты хочешь им рассказать весь этот бред про Дадли? Да у тебя и следов-то почти не осталось… Кто тебе поверит?
— В полиции Литтл-Уингинга, — продолжил я, — может, и никто. Но я доберусь до Лондона. Я найду службу опеки. Я обращусь в редакцию первой газеты, что попадётся мне на пути. Я пойду в отделение полиции. Всех всё равно не заткнут. Тем более, что я буду просить отдать меня в приют*. В приёмную семью. Куда угодно, лишь бы подальше от вас.
Само собой, я здорово рисковал и блефовал на голубом глазу. Если уж за столько лет моим состоянием никто не озаботился, то вряд ли такой фортель у меня получится сейчас. И в приюте всяко похуже, чем с Дурслями — там таких Дадли будет не один десяток, ото всех не отобьюсь… да и приёмные семьи тоже бывают разные и не факт, что мне повезёт. Так пока мне остаётся только один вариант — более или менее вменяемые Дурсли. Хотя бы на время адаптации в здешнем мире. А там будем посмотреть.
Поэтому я продолжил, добивая Петунью морально:
— Не спорю, мне могут не поверить. Но я постараюсь поднять шум и рассказать о ваших методах воспитания как можно большему количеству людей, миссис Дурсль. Пусть вас оправдают, пусть меня запрут в какой-нибудь школе святого Брутуса, но как отнесутся к такому скандалу ваши соседи, а? К тому же… Я ведь вырасту. Почему вы не подумали об этом, миссис Дурсль? Я постараюсь выжить где угодно… а потом обязательно навещу вас, и у нас будет долгий вечер воспоминаний…
Похоже, мне удалось дожать Петунью, и она мне поверила. Женщина побледнела, как полотно, и прошептала:
— Ты — чудовище…
— Поправочка, — отрезал я. — Чудовище, которое вырастили вы. Все вы, Дурсли. И вы просрали свой шанс получить любящего и благодарного племянника. Так что я пошёл, миссис Дурсль.
И я сделал шаг к двери. Ох, как я боялся, что Петунья позволит мне сделать следующий, но она не выдержала:
— Стой, подожди, Гарри… Скажи, чего ты хочешь?
*Российская учительница не знает, а Гарри пропустил этот день (а в школе объясняли!), что в это время в Англии уже было только усыновление в семью. Систему приютов начали ликвидировать почти сразу после ВМВ.
====== Глава третья. В которой герой получает несколько больше, чем рассчитывал ======
Мир, труд, май! С праздником вас, мои дорогие!
Автор решил сделать подарок, в дальнейшем главы будут выходить через день.
И я сделал шаг к двери. Ох, как я боялся, что Петунья позволит мне сделать следующий, но она не выдержала:
— Стой, подожди, Гарри… Скажи, чего ты хочешь?
Я удовлетворённо хмыкнул про себя. И подумал, что если бы Петунья была настоящей стопроцентной маглой, ничего не знающей о волшебстве, то этот блеф, скорее всего, не прошёл бы. Добраться до Лондона? Обратиться в редакции газет? Да кто меня там стал бы слушать? Первый же бобби прихватил бы меня под белы рученьки и отправил бы… куда? Правильно, либо к тем же Дурслям, либо во что-то, напоминающее российский приёмник-распределитель, а оттуда и до приёмной семьи недолго. А то, что такие семьи бывают очень и очень разными, понятно даже ежу, не факт, что мне повезёт. К тому же тут и приюты могут быть… хотя в настоящее время в Англии их вроде нету… Но кто знает, ведь мир маглов у Роулинг и настоящая английская реальность совпадают далеко не во всём.
И, как вариант, психушка, что тоже позитива не добавляет. Нет уж, мои мозги мне дороги, как память, калечить их я не спешу… Но Петунья, на моё счастье, знала, на что способны волшебники. Даже маленькие волшебники, ага, с одной такой вместе выросла… Поэтому и испугалась всерьёз. Но мне это только на руку…
Я обернулся и спокойно заметил:
— Ага, так я уже Гарри… Не урод и не выродок? Можете ведь, миссис Дурсль, если захотите… А чего я хочу? Всё просто — нормальное отношение, нормальную одежду и нормальную еду. И никакого хлеба с водой. Не думаю, что это вас разорит, даже на пару подарков Дадличке останется, как раньше.
— С чего ты… — начала Петунья, но глазки-то забегали… Ага, значит я прав, и эта милая парочка без зазрения совести обирала сироту. Вот и ладно. Если в начале разговора мне было жаль эту женщину, чью размеренную жизнь сломало появление неучтённого младенца-волшебника (опять неучтённый фактор, ага…), то теперь жалость испарилась без следа.
— Не надо врать, — продолжил блефовать я. — Я же сказал, что кое-какие способности приобрёл. Так вас устраивают мои условия, миссис Дурсль?
— А что значит — нормальное отношение? — тихо поинтересовалась женщина.
— Любить меня не надо, — отозвался я, — как-нибудь переживу. Нормальные отношения — это значит, что я не буду больше спать в чулане, у меня будет место, где я смогу нормально делать уроки и не портить глаза, не буду выполнять большую часть работы по дому… Не беспокойтесь, миссис Дурсль, помогать я вам буду, но делать буду только то, что захочу и что мне по силам. И ещё — мне нужно свободное время, чтобы бывать на свежем воздухе и заниматься спортом (угу, на самом деле я не только этим собирался заниматься, но Петунье об этом знать не обязательно). И не надо больше воплей мистера Дурсля и пакостей Дадли. В особенности Дадли. Предупреждаю — если он ещё раз дёрнется в мою сторону, огребёт неприятностей. Объясните эти простые условия вашим сыну и мужу, и у вас не будет проблем. Во всяком случае, от меня, а если наше соглашение будет нарушено — я уже сказал, что будет.
Петунья задумчиво смотрела перед собой, явно обдумывая грядущие траты и вечернюю беседу с мужем, а потом всё-таки кивнула:
— Хорошо. Пусть будет так, как ты сказал. Но если из-за тебя пострадают Вернон или Дадли… то…
— То они пострадают прежде всего от собственной глупости. Я больше не хочу терпеть ваше несправедливое отношение. И я серьёзно настроен. Очень серьёзно.