К знаменщикам под тем же командованием тесно примыкали барабанщики и горнисты из так сказать группы связи.
Штатным председателем военного трибунала роты являлся первый лейтенант. Он же держал на себе ответственность за лагерь и внутреннюю службу в нем. На мне висело все остальное – разведка и караульная служба в том числе. Капитан в этой системе осуществлял общее руководство и был лицом, к которому приговоренные трибуналом подчинённые должны были обращать апелляции.
Лагерем Боу рулил в основном руками здоровенного, почти двухметрового роста, ротного фельдфебеля Ларта Эйдера. Этакого «старшины роты» с несколько большей ответственностью на дисциплину в подразделении, по специфике служебных обязанностей являвшегося основным поставщиком клиентов в заботливые руки нашего профос-знаменосца. К Эйдеру тесно примыкал его закадычный друг и шурин Лодан Койер – наш зампотыл, если точнее, квартир- и провиантмейстер, помимо исполнения этих непростых обязанностей нёсший на себе тяжкий груз доминирования над обозом и ошивающимися там нестроевыми.
Реально Койер как квартирмейстер роты по положению был куда ближе лейтенантам, нежели своим приятелям, однако традиции относили эту важнейшую, но нестроевую должность в зону полномочий младшего командного состава, где она была практическим потолком карьеры основной части вышедших из первой шеренги наемников неблагородного происхождения. Достаточно везучих, чтобы до неё дожить и в то же время не настолько хватающих звезды с неба, чтобы преодолеть качественную ступеньку требований до лейтенанта.
Вообще и лейтенанты, и даже капитаны «подлого происхождения» встречались, тот же Хоран был живым тому примером, однако для того, чтобы добиться своего положения, им нужно было иметь таланты, заслуги и везение куда как превосходящие благородных конкурентов. В сословном обществе преимущества выпнутого в наемники младшего сына провинциального дворянина над матерым воякой из крестьян начинались уже в процессе переговоров с нанимателем. Второму нужно было быть лицом как минимум известным и уважаемым среди военно-поместной аристократии, чтобы его элементарно пустили за стол хоть сколько-то серьёзного клиента. Короче говоря, для таких уникумов лейтенантство открывало дорогу к получению на полях сражений прав дворянства и даже капитанского патента на свою роту[6], так что добиться должности было непросто.
Так как я, как второй лейтенант, курировал вопросы внешней стороны лагерного периметра, квартирмейстер автоматом занял при мне место Эйдера при Хоране. Вторым моим «унтер-офицером» являлся начальник кавалерии отряда Аттибар ан Скаллис – еще один недавний претендент на лейтенантскую должность, второй сын одного из городских нобилей и друг детства нашего капитана. Что интересно, несмотря на свое происхождение, этот хитрый хлыщ, в отличие от Лича, ядом на меня не дышал. Видимо, потому, что для того, чтобы стать в роте третьим лейтенантом, в его лохе просто не хватало пары десятков всадников. Да и сам Тельф напрягал его куда как больше, чем я, и насколько можно было заметить своими амбициями и непониманием, что требуется от младшего офицера отряда наемников в том числе. Функционал этой должности, при всем теоретически уважительном отношении общества к «Охотникам», от управления собравшейся по интересам группой убийц весьма даже отличался.
Фундамент боевой мощи роты составляли изображающие тяжелых пехотинцев солдаты, вооруженные древковым полиармом – типично земными алебардами и местными аналогами глеф и нагинат примерно в два с половиной – три метра длиной. Копейщиков было немного. Данное оружие, как это было ни странно на фоне вооруженных ими императорских легионов, среди наемников Хейена считалось оружием нищеты из второсортных отрядов, и брали его владельцев в приличные роты неохотно. В нашем случае вооруженные копьями бойцы предпочли вложиться в защитное вооружение и мечи, что было замечено при вербовке. Доспех для желающего пережить первое сражение солдатика в наемных ротах весьма приветствовался, щиты благодаря упору на требующее двух рук древковое оружие их заменить не могли.
Основной причиной такого предубеждения против копий, по-видимому, была специализация хейенских мерсенариев на конфликтах низкой интенсивности с их засадами, осадами, фуражировками, штурмами и генеральными сражениями редко, когда больше пары тысяч человек с каждой стороны. Сравнительно короткие колющие копья в комплекте со щитами были оружием плотного строя, чье незначительное превосходство над колюще-рубящими алебардами и глефами по длине никак не компенсировало проигрыша в универсальности, а до дающих нужное качественное превосходство длинных пик тут ещё не додумались.
Капральства в пехоте «по штату» должны были состоять из двенадцати человек каждое. Применительно к строю – четыре ряда по три человека в каждом в «одинарном» построении; три по четыре в «усиленном»; и два по шесть в «двойном». Это даже само по себе показывало, как это мало – семнадцать опытных и сравнительно опытных наемников на массу завербовавшегося к нам мяса. Пусть даже с усилением более или менее подготовленными новобранцами младшего командного состава остро не хватало. На взвода или что-то на них похожее рота не делилась, мы с Хораном находились на положении замов её капитана, а не командиров подразделений. За капральства всецело отвечали их командиры и ротный фельдфебель, лейтенанты принимали под свое командование нужное число «отделений» по складывающейся ситуации. Кавалеристов ан Скаллис разделил на два десятка, оставив вне их только своего ординарца-телохранителя – того самого недожреца.
Курируемый мной ротный обоз, как это было ни удивительно, был гораздо более примечателен, чем боевые подразделения. Людей там столовалось немало, но при этом значительная часть нестроевых в списках отряда как таковая не числилась. Эту информацию, к слову сказать, наши аналитики тоже упустили, что между делом привело меня к острому приступу сочувствия к преподававшим на островной базе Штирлицам и их более невезучим коллегам. При таких вопиющих упущениях в мелочной базовой информации продержаться в «Большом Хейене» хотя бы год, для засылаемой с Земли агентуры становилось весьма нетривиальной задачей.
Вообще, насколько я мог видеть, именно обоз был сердцем роты. В наемники люди вербовались не для того, чтобы оставить свои кишки на безымянном поле сражения во славу своего нанимателя, а для того, чтобы на войне зарабатывать. Заработок в ходе боевых действий складывался из жалованья и трофеев, кроме того, живущий войной профессионал неизбежно обрастал личным имуществом. Короче говоря, мне потребовалось приложить некоторые усилия, чтобы не показать удивления наличию в обозе уже сейчас не только повозок под ротное имущество, но и личных, принадлежащих ротному истеблишменту. Причем не только офицерам – комитам и младшему командному составу, но и нижним чинам – пускай даже и вскладчину.
Регуляция количества обозных повозок была в полномочиях квартирмейстера и капитана, однако на ограничение их числа без веских причин народ смотрел очень косо. Помимо перевозки награбленного барахла и личного имущества на этих телегах перевозили и своих раненых, да и вообще, иметь в обозе больше пары-тройки личных повозок было не очень рациональным даже для владельца предприятия. При этом ездовые повозки с ротным имуществом вкупе с плотниками и кузнецом состояли в списках отряда, а вот возчики «личных» обозных телег, абсолютно также административно подчиняясь квартирмейстеру, содержались не на ротные, а на личные средства нанимателей. Вне зависимости от источника денежных средств, данные должности в ротах старались бронировать для своего брата наемника, заполучившего в боях инвалидность. Известных из земных исторических романов маркитанток в армейских обозах Империи обычно тоже было немало, однако конкретно «Вепри» ими ещё не обзавелись.
Короче говоря, у каждого гвоздя в ротном обозе был конкретный хозяин, что, к слову сказать, очень благотворно действовало на любителей «первой армейской заповеди». Воровство у коллег общественностью не одобрялось, в лучшем случае за это рубили руки, в худшем – вешали. Или наоборот. Смерть в петле, по крайней мере, была бы быстрой. На сочувствие подобные хитрованы рассчитывать не могли при всем своём желании. Принцип «государственное – значит ничьё» тут не работал даже в отношении не то чтобы частного, а ротного имущества. Капитан был владельцем бизнеса, соответственно спи…ть, и загнать соседям что-то типа весьма недешевого содержимого повозки с дефицитными узлами и деталями осадных требушетов значило обокрасть его лично, вполне вероятно спровоцировав этим ещё и конфликт двух наемных отрядов. За такое дело бывшие боевые друзья и спустя долгие годы могли достать.