То ли у ребят не хватало для плана одного лишнего милиционера-коррупционера, то ли просто рожа Михаила Гребешкова им показалась неприятной, но только подсекли они его на Воздвиженском базаре во время обхода коммерческих палаток и нежно взяли под белы ручки. Соответственно Гребешку посветили на выбор 173-я (получение взятки) и 148-я (вымогательство) старого УК РСФСР. Но ни ту, ни другую доказать не смогли. Потому что состав преступления по 173-й часть 1 формулировался как «выполнение или невыполнение в интересах дающего взятку какого-либо действия, которое должностное лицо должно было или могло совершить с использованием своего служебного положения». А Гребешок просто брал, ничего конкретно не обещая — ни действия, ни бездействия. Точно так же действия Миши не втискивались и в лоно статьи 148 — он ни от кого не требовал «передачи личного имущества граждан или права на имущество или совершения каких-либо действий имущественного характера», не угрожал насилием, не шантажировал и так далее.
В общем, посадка не состоялась, но Гребешка тихо уволили по собственному желанию. Тут его и подобрал Курбаши, от которого он по наследству перешел к Фролу, а потом к Сэнсею. В отличие от милиции персональная ответственность в конторе всегда держалась на высоком уровне, да и денежное содержание было существенно выше, а потому Гребешок не был замечен в рвачестве, чрезмерной работе на собственный карман и числился весьма надежным бойцом.
Не менее толковым, хотя и без высшего образования, был и Агафон. Этот в ментуре прослужил еще дольше, но, правда, выше старшины не поднялся. Спалился на неприятной истории с бомжем, которого нечаянно затоптал до смерти. Сел по статье 105 на два года, хотя там была 103-я или даже 102-я «г», ибо на бомже живого места не было. Само собой, только очень доверчивый прокурор мог поверить, что бомж, общий вес которого вместе с костями и тряпьем не составлял и шестидесяти кило, первым напал на девяностосемикилограммового старшину Агафонова, вынудив его защищаться. Но признать действия молодца совсем уж правомерными он все-таки не сумел, тем более что в «обезьяннике», рядом с которым происходило избиение, сидело много народа и у большинства было совсем иное впечатление о ходе этого процесса. Инициатором отдачи под суд старшины оказался один из офицеров, уже давно цеплявшийся к Агафону.
Отсидев, Агафон вернулся в родные места, попробовал было трудиться на машиностроительном заводе, но явно не ощущал удовлетворения от жизни. Курбаши прибрал и его. Поскольку хороших друзей по прежней службе у Агафона было хоть пруд пруди, информированность о делах ментовских с его приходом в команду сильно возросла. Агафон выглядел очень представительно, солидно и мог, если надо, изобразить подлинного служаку с большой долей убедительности. И в форме, и в штатском. Ни один из клиентов, с которыми работал Агафон, не успевал усомниться в том, что перед ним не капитан милиции или майор ФСБ, а всего лишь отставной старшина, к тому же с криминалом за душой.
Двое остальных. Луза и Налим, были попроще, в правоохранительных органах не служили, но в исполнительности им не было равных. Оба отсидели по паре лет за хулиганство, попав в хорошие руки, то есть к Курбаши, уловили, что жизнь дается человеку один раз и надо прожить ее так, чтоб не жег позор за бесцельно прожитые годы, убитые на поиск денег на пьянку и драки в подворотнях. Юра сумел донести до их сознания, что высокая идея освобождения человечества от излишних денежных знаков реализуется лишь путем долгого, кропотливого и упорного труда, а те, кто хочет слишком много и сразу, у кого эмоциональное преобладает над рациональным, попадают на кладбище намного раньше тех, кто знает меру в алкоголе, женщинах и трепе.
Сейчас все четверо скромно сидели на стульях и ждали, чем их порадует Сэнсей.