А на прошлой неделе Деннер позвонил и попросил принять его дочь по поводу работы. Он сказал, что в Фенстере штата Миссури, где они сейчас живут, для нее нет ничего подходящего.
— Не слишком ли нахально с его стороны? На лице Филипа отразились скука и покорность судьбе.
— Я уделю девушке две минуты и отправлю собирать чемоданы. У нас нет никакой работы для человека с музыкальным образованием, и даже если бы была, я не взял бы на нее Лорен Деннер. Я никогда в жизни не встречал более раздражительного, скандального, невоспитанного, некрасивого ребенка. Ей было около девяти лет — круглолицая, веснушчатая, с копной рыжих волос, которые выглядели так, будто она никогда не причесывалась. Она носила очки в роговой оправе, и, Боже мой, этот ребенок смотрел на нас сверху вниз…
— Мистер Витворт примет вас через несколько минут, — сказала секретарша, стараясь особенно не глазеть на посетительницу.
Лорен Деннер оторвала взгляд от журнала, который пыталась читать, и улыбнулась:
— Спасибо.
Затем она опять уставилась в журнал, стараясь подавить страх, который вызывала в ней предстоящая встреча с Филипом Витвортом.
Четырнадцать лет не притупили неприятные воспоминания о двух днях, проведенных в его шикарном особняке в Гросс-Пойнт. Вся семья Витвортов и даже прислуга относились к ней и ее матери с оскорбляющим презрением…
В приемной раздался телефонный звонок, который отозвался в каждой клеточке напряженного тела Лорен. «Боже мой, — подумала она в отчаянии, — как же меня угораздило попасть в такую ужасную ситуацию?» Если бы она заранее знала, что отец собирается звонить Филипу Витворту, то отговорила бы его. Но он сообщил ей обо всем только после звонка. Когда она попыталась возражать, отец спокойно ответил, что Филип Витворт сделал им одолжение, и, если у Лорен нет никаких обоснованных доводов против поездки в Детройт, он все-таки надеется, что она пойдет на эту встречу.
Лорен опустила непрочитанный журнал на колени и вздохнула. Конечно, она могла бы рассказать ему, как их принимали Витворты четырнадцать лет назад. Но в данный момент главной заботой ее отца были деньги. Недавно налогоплательщики штата Миссури, зажатые в тиски экономическим кризисом, не проголосовали за совершенно необходимое увеличение налогов на образование. В результате тысячи, включая отца Лорен, мгновенно оказались без работы.
Через три месяца он вернулся домой после очередной бесполезной попытки найти работу, на этот раз в Канзасе. Поставив свой кейс, он печально улыбнулся Лорен и ее мачехе:
— Я думаю, что бывший профессор не может устроиться сейчас даже дворником.
Выглядел он совершенно изнуренным и очень бледным. Он рассеянно потер грудь и мрачно добавил:
— Может быть, это и к лучшему, поскольку я не чувствую в себе достаточно сил, чтобы махать метлой.
И, не произнеся больше ни слова, он упал — сердечный приступ сразил его.
Несмотря на то что сейчас отец выздоравливал, его болезнь изменила весь ход ее жизни… Нет, поправила себя Лорен, она еще только на пути к изменениям. После долгих лет неустанной учебы и изнурительных занятий за фортепиано она получила степень магистра музыки, но решила, что этого ей мало и что для полного удовлетворения надо выступать перед публикой. Она унаследовала от матери талант пианистки, но не ее фанатичную преданность этому виду искусства.
Лорен хотела от жизни большего, она не могла жить только музыкой. С одной стороны, ее искусство многое давало ей, а с другой — многого лишало. Она ходила в школу, занималась на фортепиано, работала, чтобы платить за обучение, и никогда не было времени, чтобы расслабиться и развлечься. К двадцати трем годам она уже объездила все Соединенные Штаты, участвуя в различных конкурсах, но все, что она видела в огромных чужих городах, — это гостиничные номера, учебные классы и аудитории.