«Сделай это», — раздался нетерпеливый потусторонний шёпот откуда-то сбоку. Оглянувшись я не заметил никого. Только пустое поле. Мои мысли вернулись к бедному животному.
— Почему это должен делать я? — обреченно выкрикнул я, сжимая в ладонях черный клинок, который казался куском льда, обжигающим мои голые ладони холодной пульсацией. В этот момент я казался противен даже самому себя. Я выбрал самый простой путь, который мне был не приятен. Но я не мог доверить это никому другому. Потому что лошадь ждала одна судьба. Никто не будет лечить это животное. В этом я был уверен также, как в том, что земля круглая. Как только в моей голове всплывал образ того, как некто незнакомый убивает мою лошадь, а она в муках продолжает жалостливо ржать, я осознал, что это неправильно. Сегодня эта роль была уготована мне. Это был мой крест, который я должен был исполнить, как хозяин животного. Это была моя обязанность.
Я взглянул на свои руки и с отвращением отпрянул. Мне захотелось зашвырнуть проклятый кинжал подальше, но меня остановила жалостливое ржание лошади. Она вновь пыталась встать, но не могла. Я прекрасно видел, что всё её попытки обречены на неудачи С огромным сожалением я аккуратно погладил лошадь по шее, нашёптывая слова успокоения.
— Прости, — тихо прошептал я. Всё моё естество противилось этому, но разум понимал, что это необходимо. Мои глаза сами собой закрылись, а клинок казалось сам потянулся к живому существу, будто бы был живой.
Клинок вошёл в тело животного сам собой так легко, будто бы это был кусок масла. Голова лошади дернулась один единственный раз. Руку обожгло так, будто бы по ней потек раскаленный свинец, но на это я уже не обратил внимание, также как и на то, что порезал обо что-то ладонь. Несколько капель попали на лезвие клинка, чтобы упасть на желтую прошлогоднюю траву. И я уже не мог видеть, как красный камень в рукояти мигнул багряной вспышкой.
Тогда мир передо мной поменялся. С громким «дзинь» что-то лопнуло у меня внутри. Будто бы я совершил что-то недостойное и порочащие светлое имя человека. Накатило полное безразличие ко всему происходящему, поэтому все дальнейшие действия моего тела я не контролировал. Или же старался не заострять внимание на них. Хотелось отгородиться от окружающего мира и мне это удалось сделать, оставшись безмолвным наблюдателем всего происходящего. Мне оставалась лишь маленькая щёлочка, которая была немного приоткрыта, давая возможность рассмотреть, что происходит вокруг.
Подойдя к магу, так назвал человека в темном балахоне тот воин, который разговаривал со мной и Толстяком, я ещё раз взглянул в его лицо. Самое обычное лицо усталого человека. Как мне хотелось найти хоть какую-нибудь особенную черту, которая бы хоть немного отличала его от меня или Таронса Тейта. Некий изъян, отличительный признак, позволяющий ему призывать тех существ, способных вырезать сотни людей, будто бы траву у дом газонокосилкой. Но их не было. Было только немного худоватое лицо с заостренным чертами, выпирающим подбородком, на котором хороша была видна недельная щетина, и стеклянными голубыми глазами, уставившимися в небо. Черные волосы были коротко подстрижены, а одет он был в какую-то черную хламиду с широкими рукавами и глубоким капюшоном.
Заторможено опустившись на колено, я резко сорвал пояс мага. Кожаная полоска с черным орнаментом имела на одном из концов металлическую пластинку в точности повторяющую узор на кожи, а с другой металлическую дугу. На ремне был небольшая сумка. Даже не сумка, а скорее маленький футляр, который также был сделан из мягкой кожи. С другой стороны пояса болтались черные ножны, куда как родной вошёл кинжал. Мне показалось, что от того, что он оказался в ножнах, я получил какое-то удовлетворение. Это я отметил краем сознания, добавив ещё один вопрос к множеству других, на которые я не находило ответов.
Все странности, происходящие со мной, я смог разобрать только спустя несколько часов, когда мне удалось покинуть то злосчастное поле. Было слишком много непонятного во всем моем поведении в тот момент, которому я не мог найти объяснения. Как у меня оказался кинжал, я так и не вспомнил. Будто бы он сам собой попал ко мне в руки. Также, как и почему мне пришло в голову убить лошадь. Тогда это казалось мне гуманным. Лишить животное страданий, но раздумывая над этим сейчас, я понял, что страдания животного меня практически не волновали.
С каждым моим воспоминанием моих вопросов становилось больше. Моими действиями будто бы кто-то управлял. Такое ощущение сложилось после того, как я всё смог хорошенько обдумать. Других объяснений я так и не смог найти.
Я выбросил свой старый пояс и прицепил ремень мага на его место. С удивлением я рассмотрел на нём большие ножны, в которых когда-то, видимо, находился меч, оставленный где-то на этом поле. Меня потянуло вниз туда, где находился труп мага. Я подчинился этому желанию, чтобы наблюдать как мои руки сами собой залезли под балахон мага и сорвали с его шеи две цепочки, на каждой из которых висела подвеска. Меня удивило то с какой уверенность я их достал, будто бы знал, что они были там. Словно завороженный я поднёс к глазам серебряные пластинки с драгоценными камнями и надел их себе на шею. Серебро стукнулось об кожаный нагрудник.
Одна из них была в форме головы волка, глаза которого сияли двумя синими камнями. Определить, что это за кристаллы я не смог, но точно не сапфиры. Оскал пасти придавал амулету какой-то злой вид, будто бы волк собирался напасть. Второй же амулет представлял собой обычную круглую серебряную пластинку с таким же непонятным узором, немного отличающимся от орнамента на поясе, и таким же синем камне посередине.
— Что за? — недоуменно помотал головой я, рассматривая труп перед собой. Ко мне вернулось ощущение своего тела слишком резко. Сознание стало ясным после того как я надел эти амулеты себе на шею. Я с удивлением вспоминал свои действия в прошедшие пятнадцать минут. И не мог объяснить, что меня с подвигло на их совершение.
— Крис, тащись сюда! Чего ты застыл у этой отрыжки Заграаза? — голос Толстяка сотряс воздух, заставив недоумевающего меня оставить эту загадку на потом и поспешить к Таронсу Тейту, который стоял напротив какого-то человека со своим топором в руках.
Быстрым шагом сорвавшись с места, я обходил мертвые тела, лежащие на прошлогодней траве, через которую пробивались новые зеленые ростки — первые свидетельства наступающий весны. Мне не нравилось, что поле было полностью заполнено предметами, подтверждающими реальность прошлой битвы, такими как: помятые доспехи, разбросанное разнообразное оружие, но самое неприятным было множество мертвых тел, от которых шёл неприятный запах, становившийся с каждой секундой всё сильнее. Всё из-за поменявшего свое направление ветра. Ту какофонию запахов смешавшихся в воздухе я не смог бы описать, даже если бы очень захотел. Только сейчас удалось в полной мере ощутить их. Одну могу сказать точно. Мой желудок держался только на моей железной воле, которая не давала ему дать слабину. Но с каждым дуновением ветра держаться становилось сложнее.
Перед Толстяком стоял довольно-таки молодой парнишка. На вскидку я дал ему не больше шестнадцати. Он побелевшими пальцами сжимал рукоять дрожащего одноручного меча. На его лицо было сильно напряжено, а некогда длинные светлые волосы окрасились в цвета этого сражения — багряно-красный цвет пролитой крови и иссиня-черный цвет влажной земли, которая налипала на сапоги, увеличивая их вес на несколько килограмм. Единственным его доспехом была длинная кольчуга, которая была разорвана на левом предплечье, там была видна засохшая кровь. Видимо он был ранен. Поверх кольчуги был одет длинный плащ. Если мне не изменяет память, то называется он сюрко. На темно-синем фоне был изображен черный квадрат, в котором была нарисована белая крепость с тремя башнями. На его поясе болтались двое ножен. Большие предназначенные для меча были пусты, в других находилась рукоять кинжала.
Увидев приближающегося меня на его лицо наплыла тень отчаяния. Та буря чувств, что отразилась в его глазах резко контрастировала между: от небольшого лучика надежды до черной ненависти. Парень затравлено обернулся и посмотрел, что было позади него, чтобы резко вернуть голову в прежние положение. Он попытался поменять свою позицию, чтобы Толстяк и я оказались на одной линии. Но когда он наступил на правую ногу, она резко подогнулась да так, что он почти упал, но воткнув меч в землю удержался.