— Привидениями? — переспросил я. — Это какой замок?
— Илиничский, — ответила Шевонн. — Краса и гордость здешней земли. Парадная визитка Беларуси.
Огромная, не так давно, в девяностых годах девятнадцатого века, отреставрированная махина, восходящая к веку шестнадцатому. Не раньше.
— Часть фундаментальной стены была много древнее, — снова кивнула девица. — Вот там и состоялись видения.
— Когда русский владелец вырубил рощу и устроил пруд, ему было обещано по смерти за каждое убитое дерево, — подтвердил я. — Раз в год. Первой утонула в искусственном озере его двенадцатилетняя дочка. Говорят, её призрак с тех пор расхаживает вдоль берегов пруда и вдоль стен.
— Да. Бледная Панна с тёмным сумраком вместо лица, — подтвердила Шевонн. — Развалины старого кастла играли во времена английского парка роль фантастических развалин. Реставрация имела в своем основании древние стены с их заклятием.
— Этого мало, дорогая пани, чтобы сдвинуть меня с места, — проговорил я. — Вопреки общему мнению, я человек вполне реалистического настроя.
— Вы возьмете себе всё найденное, кроме одного артефакта, — ответила она.
— Девочка моя, Илиничи — пастбище туристов, толкиенистов и прочих ряженых, — возразил я. — Там всяких самодельных железяк, пивных банок и крышек — целые некультурные слои. На этом фоне детектор не возьмет даже монету орлом кверху.
— ?
— Если монета лежит ребром, а не аверсом или реверсом, её нормальный прибор и так и этак не зафиксирует. Площадь отражения мала. Нет, я…
И тогда она выдала мне самое главное:
— Там уже погиб один молодой человек из пси-операторов. Говорят, обширный инсульт.
Убийство? Это слово не было произнесено, однако подразумевалось. Рискованная возможность убить не одного зайца, а сразу нескольких.
Решено было ехать втроём: я, Шевонн и, без сомнения, Сэт. Оставить его в незнакомом городе было не на кого и незачем. Мы намеревались оставить квартиру на охране и управиться за неделю-две от силы.
…Гремучая смесь прелести и экзотики с информационным изобилием. О ком это я?
Одного взгляда на красивую человеческую самку мне хватило, чтобы многое понять. От неё послойно пахло хорошим местным льном и шёлковым батистом, дорогими цветочными духами, перспирантом, детским мылом и чем-то вроде лёгкого пива. Последним — совсем чуть и только изо рта.
Но ничем иным! Ничем из того, что я считаю нормальным для Подруги.
Они, посмеиваясь, втащили меня на заднее сиденье взятого напрокат внедорожника, которым управлял Друг, девица устроилась рядом с ним на переднем сиденье и застегнула ремни.
Это верно, что у собак самый лучший нюх на свете. Это правда, что собаки из рода Ку выделяются среди своих собратьев умением различать запахи. Неправда, что всем им дана интуитивная способность отличать плохих людей от хороших: мы просто чуем любую фальшь. Однако природу самой фальши — далеко не вмиг: для того нам и необходимы Друзья.
В Илиничах нас разместили в лучшем автомобильном трактире, довольно чистом, и бесперебойно поставляют всякие местные вкусности. Должно быть, устрашились моего вида — а как же, самая крупная собачья порода в мире! К моему облегчению, Друг устроился в одной комнате со мной, а эта самая Швонда — в противоположном крыле здания.
Из обиняков, которыми Друг и она обменялись вскоре после осмотра места преступления, стало очевидно, что призрак Панны появляется с удручающе нудной регулярностью: всякий раз, когда на небо становится луна. Даже если светило закрыто облаками, приборы для улавливания и отражения когерентного (тьфу) излучения срабатывают словно по действительной мишени, только голограмма гораздо более размыта. Чушь, как я посмотрю.
Также я услышал, что перед гибелью тот молодой человек увидел воочию, как Бледная Панна сотворила из себя одной — трёх персон: юную девушку-подростка, красивую женщину (обе были в старинных нарядах с чепцами) и огромную чёрную свинью с отвисшим брюхом, которую держали на шлейке, словно минипига. Они чинно прошлись вдоль стены, повернувшись к нему спиной, — парень ещё посмеялся, рассказывая это. И перестал смеяться лишь тогда, когда старожилы уверили его, что таких дам здесь не проживает и не проживало никогда на их долгой памяти. Не видел их и никто помимо него.
А потом он умер при загадочных обстоятельствах.
В мотеле мы устроились отлично: просторные номера, рассчитанные на иноземных туристов, и знаменитая белорусская кухня во главе со смаженым гусем и расчинными блинами. Драники и колдуны были до того хороши, что их отведал даже привереда Сэт: впрочем, ирландцев роднит с белорусами трепетная любовь к картофельным блюдам.
Сам Илиничский Замок впечатляет размерами, ухоженностью и раскраской. В нём причудливо смешались все стили — от высокой готики и Ренессанса до барокко и местного ампира, необычайно легкого и грациозного. Три высокие башни, в одну из которых врезана арка входных ворот, сложены, как и весь кастель, из красновато-розового кирпича и местами красиво побелены, отчего всё строение глядит невестой в национальном убранстве. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.
Вот пруд и в самом деле зловещее место: вода не покрывается рябью, даже когда порывами налетает ветер, сотрясающий кроны дубов. Говорят, и ночью в её темени не отражается ничто, кроме луны: даже звёзды и купы деревьев.
Нижняя часть замковой стены сложена из крупных булыжников, перемежаемых обломками кирпича, раствор, что удерживает их на месте, не уступает крепостью камням.
Всё это я описываю, потому что передо мною гипотетический фронт. Имеется в виду заказная работа, которую мы собираемся совершить под прикрытием уже развернутой.
В призраки я по-прежнему не верю, хотя встретил среди собратьев (если можно так назвать охотников за мороками) любопытного гражданина Вселенной по прозвищу Пратас Васеленя, хорошей крестьянской крови и весьма широко и загранично образованного, хотя с явными задвигами в психике.
Он развернул перед нами с Шевонн теорию. Оказывается, любое привидение — всего лишь виртуальная копия, снятая с объекта ещё при его жизни:
— Можно сказать, что это голограмма, возникающая при регистрации на термочувствительном материале интерференционной картины, создаваемой излучением человека, и воспроизводимая либо излучением другого человека, либо при помощи других источников излучения с соответствующей длиной волны. Принимающий излучение материал тоже должен быть термочувствительным.
— Почему так? — ответил я на эти мудрёные словеса.
— Это же почти что инфракрасные лучи, то есть тепловые. Следовательно, для их регистрации необходимы материалы, структура которых меняется под действием тепла: белки, вещества, имеющие различные модификации — сера, олово. Ещё масляные пленки, жидкие кристаллы — вообще многие природные полимеры. Фиксация интерференционных картин, создаваемых организмом человека, возможна в совершенно обычных предметах, лишь бы они были изготовлены из натуральных животных и растительных волокон, древесины, кости и прочее.
— Но не металл? — отчего-то спросила моя спутница.
И замолкла, будто обмолвилась о чём-то не для всяких ушей. Пратас не обратил внимания и продолжал грузить нас обоих информацией:
— По-настоящему чёткая голограмма получается, когда основные процессы организма настроены на какое-нибудь состояние, причём отличающееся силой и страстью: гнев, ужас, а если уж радость, то такая, от которой впору умереть. Спокойные, уравновешенные люди зданей после себя не оставляют. И для того, чтобы привидение воспроизвело себя, его нужно осветить такой же сильной страстью. Обычно это страх, однако может быть любовь.
— Да, как у короля Жигимонта, — тихонько проговорила наша Жанна. — И прекрасной Барбары. Разумеется, её нельзя было трогать — слишком горячи были его объятия. Почти как огонь пылающий.
— Верно, — услышал её Пратас. — Привидения вообще не очень долговечны, несколько веков — и всё; а высокая температура стирает их начисто. Недаром считалось, что костёр очищает от скверны. Будь моя воля, я бы и эту троицу дамочек выкопал из земли и сжёг шматок за шматком. А что их — или одну панну — видят не все, так это понятно: нужна вера, которой почти ни у кого нет. Так, байки одни ходят.