Крытая галерея, перемежавшаяся изящными арками, окружала центральный двор. Толстые глинобитные стены поддерживали розовую черепичную крышу и защищали обитателей монастыря от вторжения внешнего мира. За восемь лет жизни Дейзи никогда не выходила за гигантские железные ворота. Только девочкам, которых отдавали на удочерение, выпадало такое счастье.
Дейзи всегда с завистью наблюдала за ними. Удочерение означало настоящий дом. Избавление от необходимости день за днем носить одно и то же платье. Освобождение от сестры Доминики. Когда-нибудь ее тоже удочерят. Она будет скучать по сестре Франческе, секретарю преподобной матушки, которая была неизменно добра к ней. Но сестра Франческа непременно напишет, а может быть, даже навестит Дейзи.
Поеживаясь от холода, девочка пересекла двор и остановилась перед высокими неприступными воротами. Там, на воле, течет совершенно иная жизнь. Интересная. Волнующая.
Дейзи провела пальцем по затейливым завиткам. Где-то вдалеке слышалось урчание грузовика, спешившего на север по шоссе Санта-Ана. Пальцы девочки сжали холодное железо. Сестра Франческа как-то ездила туда, в город, называемый Лос-Анджелес, по делам монастыря и провела там целую неделю. Когда она вернулась, Дейзи набросилась на нее с расспросами о Лос-Анджелесе и заметила, что хорошенькое личико сестры Франчески слегка порозовело. Та объяснила девочке, что это настоящий Вавилон и слишком греховен, чтобы даже упоминать о нем. Однако Дейзи, окончательно заинтригованная, поинтересовалась, почему в таком случае преподобная матушка послала туда сестру Франческу.
– Церковная канцелярия находится в Лос-Анджелесе, – терпеливо пояснила сестра Франческа. – Иногда возникают проблемы, которые нельзя решить перепиской, и я, как представительница преподобной матушки, еду туда, чтобы все уладить.
Дейзи немного помолчала. Если Лос-Анджелес – нечто вроде Вавилона из Старого Завета, можно понять, почему преподобная матушка не желает там бывать, но казалось несправедливым посылать хорошую и добрую сестру Франческу в столь нечестивое место.
– Почему церковная канцелярия должна находиться в городе порока?
– Он не всегда был таким, Дейзи. Только после того, как там стали снимать живые картины.
Они как раз шли по крытой аркаде, и Дейзи, остановившись, изумленно уставилась на монахиню.
– Живые картины? – переспросила она, широко раскрывая глаза.
Сестра Франческа улыбнулась девочке, так напоминавшей ей младших сестер:
– Да, Дейзи. Их показывают на большом белом экране, и ты можешь видеть, как люди ходят, машут руками и даже улыбаются. Это называется кино.
Дейзи недоверчиво покачала головой:
– Авы видели живые картины, сестра Франческа?
– Нет, – с легким сожалением ответила та. – Это не подобает монахиням, Дейзи.
С тех пор, когда бы сестра Франческа ни отправлялась в Лос-Анджелес по делам, Дейзи всегда с нетерпением дожидалась ее возвращения и жадно расспрашивала о последних новостях кино. Сестра Франческа рассказала ей о фильме «Камо грядеши», где снимались не только люди, но и львы, и Дейзи поняла, что монахиня хотела увидеть его так же страстно, как и она сама.
– Откуда вы столько знаете о кино, если сами ни разу там не были?
На щеках сестры Франчески вспыхнули два ярких пятна.
– В городе продают журналы, где рассказывается о новых фильмах и людях, которые в них играют, – тихо пробормотала она.
– О, сестра Франческа, нельзя ли мне их посмотреть? Пожалуйста!
Сестра взглянула в умоляющие глаза малышки, и жалость возобладала над здравым смыслом.
– Конечно, – кивнула она и тотчас была вознаграждена крепкими объятиями детских ручонок.
– Но это должно стать нашей тайной, Дейзи.