Ну и напомним: за попытки украсть луну людей наказывают сурово и беспощадно, так что даже не пытайтесь снять её с неба. В некоторых странах такие проступки караются смертной казнью.
Что же делать, спросите вы? Неужели большинство из нас ждет безлунная жизнь?
Вовсе нет!
У нас вы можете заказать свою персональную луну, которая будет светить над крышей вашего дома, и ничем не отличается от настоящей! Более того, вы можете выбрать фазу луны, – от круглого блина до тоненького месяца. Просто позвоните по телефону…
…когда я увидел луну над крышей мистера Смога, то сразу же опытным глазом определил, что луна ненастоящая, искусная подделка из чего-то там – после чего остатки моего уважения к странному господину улетучились, как дым. Только напыщенный болван мог повесить над крышей фальшивую луну, пытаясь выдать её за настоящую, а себя самого – за состоятельного человека. Уж если хозяин дома пытается обмануть меня луной, то наверняка обманет меня еще чем-нибудь, решил я, – и, как показали следующие события, не ошибся…
Закниженная равнина
…книга растет медленно. Кто вам скажет, что книга будет готова за неделю или за месяц, – гоните того в шею, так не бывает. Кто вам скажет, что есть какое-то книжечное дерево – тому тоже не верьте. Книга может вырасти и на сосне, и на тополе, и на ёлке, и на астероксилоне, даром, что они вымерли давным-давно, для книги это не помеха.
Сначала на ветках появляются знаки – самые разные, причудливые, многие из них совершенно непонятные. Бессмысленные, мертвые знаки опадают, уносимые ветром, – они не держатся на ветках слишком долго. Ближе к июлю на ветке дерева можно увидеть только осмысленные буквы, где-то в развилке притаилась буква А, на верхушке ёлки – горделивая Ф, на тоненькой ветке – аккуратная У. В это время года еще можно заметить на деревьях буквы других народов, – латинскую F, китайский знак огня, арабскую вязь.
Когда наступает август, буквы уже слабее держатся на дереве, их связь ослабевает, им приходится складываться вместе, чтобы удержаться на ветках. Но не всякой группке букв удается укрепиться на ветвях – большинство из них разметает и унесет ветер. В первую очередь улетят те, у кого получилось сложиться в какую-то бессмыслицу, не более того – ыванео, смрае, лгктрпв, фкоалшгн, – такая белиберда, как правило, бывает очень длинная, буквы как будто чувствуют, что делают что-то не то, вот и стараются выстроиться подлиннее. Но, разумеется, их это не спасет.
Еще меньше повезет буквам чужого алфавита, – им просто не с кем сложиться в слово. Иногда можно заметить, как какая-нибудь латинская W пытается составить слово с японским иероглифом, обозначающим женщину, или египетский знак сокола прикрепляется к шумерской клинописи – выглядит причудливо, но это их не спасет. Я лично знаю нескольких отчаянных мечтателей, которые в июле лазают по деревьям, собирают немыслимые сочетания букв, рассаживают по клеткам, по аквариумам, по банкам, пытаются вырастить из них что-то, придать словам какой-то смысл – но слова, изначально не имеющие смысла, долго не живут.
К началу августа на деревьях остаются только осмысленные слова – солнце, дорога, эврика, заснеженный, говорящий. Но слова еще гибкие, еще податливые, они еще ползают по дереву причудливыми черными гусеницами, соединяются – дом-ой, дом-а, небо-свод, или ДОМА подбирают какую-нибудь потерянную Ш, а уж потом как повезет кого встретить, или – ний, или —ка, и получится слово. Окончания вообще любят собираться кучками, выжидать, чтобы какое-то слово обратило на них внимание.
Когда начинается сенокос, слова уже ищут друг друга, чтобы сложиться в целые фразы – к этому времени у них отрастают крылья, и слова-одиночки вспархивают над деревом, чтобы найти себе подобных в других местах. В знойные августовские дни можно вволю полюбоваться перелетами слов с дерева на дерево, иногда даже до соседней рощи. Очевидцы рассказывают, что как-то целая стая слов летела к соседнему лесу через бескрайний луг.
К тому времени уже можно снимать с деревьев целые предложения, – однажды мне попалась на дереве фраза «Когда она поднялась на дорожку, ведущую к полной луне, луна как раз коснулась земли, и страннице пришлось поторопиться, чтобы успеть к луне, пока она не поднялась слишком высоко.» Я хотел читать дальше, но дальше не было, – предложение вырвалось из моих рук, вспорхнуло вверх по дереву. Позже, ближе к осени, я попытался найти книгу с этим предложением – но у меня ничего не получилось, я так и не смог разыскать книгу, в том году их было слишком много.
А чуть позже начинается фразопад – так мы называем дни, когда отмирают ничего не значащие предложения, например —
С семи до восьми мы обустроим мёртвую реальность, где можно поднять следующих людей, а с восьми до девяти расположится демоническая голова с картин, или —
великий хлеб ясен сыграл меня молчанием и темнотой – только несколько порядков велики оставались больше, два места велики тонут с литератур, со мной тоже такое трясся, я чуть не гостин разлетелся от страха…
или —
думайте, спутник мой, вы же там, а не тут, не вас же молоды скажут пожелтевшие карены в дело корабля, не вашу кровь напишут вежливо на городской местной ночи…
Вот такие предложения отпадают, отмирают. И если кто-то скажет вам, что слова сами знают, как им расположиться в предложение – не верьте таким людям, ни единому слову их не верьте. А лучше покажите им августовскую землю, усеянную мертвыми фразами, которые ничего не значат. Впрочем, сторонники разумности слов предпочитают не замечать очевидные вещи. А мы с вами лучше пройдем по позднему августовскому лесу, соберем мертвые фразы, сделаем букет, который будет стоять до следующего фразопада. Кто-то даже выставки этих букетов устраивает, конкурсы какие-то, не знаю, никогда не пробовал. А когда осень позолотит верхушки лип, останутся только живые предложения, несущие смысл. Правда, будут попадаться и такие, про которые вам ничего не понятно – но почему-то они живут и не опадают.
Как предложения находят друг друга – до сих пор для многих остается загадкой. Хотя правильный ответ удивительно простой – никак. Предложения сталкиваются в полете, и если подходят друг другу по смыслу – то сплетаются прочно-прочно, а если фразы не состыкуются – они разлетаются в стороны. И только теперь становится понятно, что абсурдные предложения, которые каким-то чудом выжили – вовсе не абсурдные, у каждого из них есть значение. Не вашу кровь напишут вежливо на городской местной ночи – цепляется к фразам, которые составляют целую историю про города, в каждом из которых есть своя, местная ночь, и там живут люди, кровь которых – что-то вроде стихотворения, и выражение «напишут кровь» вовсе не является безумием.
Откуда они знают заранее, кому жить, кому умирать? Почему слово елокда умирает, а слово фоашш остается жить, чтобы стать криком дракона в какой-то сказке? Почему слово арпоне – лежит мертвое на траве, а слово снеждь живет, становится названием чего-то среднего между дождем и снегом? Кто-то опять начнет с пеной у рта доказывать, что кто-то заранее знает, о чем будет книга, кто-то невидимый и неведомый пишет её – нет, ничего подобного. Ответ опять же до смешного прост – каждое слово старается притянуть к себе какие-то слова, чтобы выжить, – точно так же, как каждая фраза стремится выжить, притягивая к себе другие фразы. И несуществующая снеждь тянет к себе слова снег и дождь, чтобы нанизать слова – у нас снег и дождь называют красивым словом «снеждь». А потом уже прицепит фразу, где написано – где это «у нас», фразу про какой-нибудь удивительный город. Более того, такие-то неправильные слова и фразы ищут друг на друга, жмутся друг к другу, и вот уже в городе, где моросит снеждь, появляются местные ночи, и творцы пишут карены – что-то среднее между катренами и картинами. Нет, не картину, а под ней катрен, а именно что-то среднее: пока сами не увидите, не поймете. Фоашш, фоашш…
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...