«Кто бы ни построил эту стену, мы их найдём», — бормочет Инна себе под нос спустя ещё десяток километров блужданий. Она уже еле переставляет ноги. Алька с каждым шагом всё больше капризничает. Он хочет пить, есть, спать, домой и даже, забывшись, грозит Инне, что пожалуется на неё маме. Инна не поправляет его. Она сама устала не меньше. Казавшийся практичным пуховик давит на неё каменной плитой, рюкзак стал тяжелее вдвое.
— Инка, я хочу пи-пи! — канючит Алька, выдумавший новый повод поныть. — Пойдём домой, пи-пи! — дёргает он Инну за рукав.
— Мы. Не. Пойдём. Домой. — Кажется, она убеждает не столько брата, сколько себя.
— Я описаюсь, — Алька корчит жалостную рожицу, но её этим не пронять.
— Писай тут, — произносит она не терпящим возражений тоном, и Алька передумывает спорить и торопливым движением приспускает штаны и трусы. — Ну не мне на ботинки! — предупреждает Инна нетерпеливо. — Хоть в сторону отойди.
Алька послушно кивает и, как есть, с приспущенными до колен штанами семенит к тёмной стене. Он поворачивается к Инне спиной, и спустя несколько секунд она слышит тихое журчание. Когда оно стихает, а брат так и не думает двигаться с места, Инна вздыхает и спрашивает ядовито:
— Ну что, так и будешь стоять? Привидение увидел?
— Не-ет, — Алька отрицательно вертит головой. — Я увидел дверь.
Серый пластик и металл почти сливаются с серым бетоном стен, но дверь тут действительно есть, как и наборная панель, прикрытая столь же неприметным серым щитком. Инна сдвигает его, и он поддаётся легко. Задумавшись на минуту, она набирает шифр, открывающий продуктовые склады: она уже имела случай убедиться, что он универсален. Ничего не происходит, только из недр панельки раздаётся противный писк. Инна облизывает пересохшие губы и продолжает действовать методом исключения. Шифр вещевого склада тоже не подходит, и она дрожащими от волнения пальцами вводит набор цифр, отпирающий жилые помещения. Она зажмуривается и бормочет в пространство: «Пусть сработает!», — но прибор отвечает тем же писком.
— Инка… — начинает было Алька, но она бросает на брата грозный взгляд, и тот испуганно замолкает.
Инна возвращается к панели и попыткам рассуждать логически, как в школе на уроках риторики или геометрии. Метод исключения не должен подвести. Инна упирается рукой в стену рядом с панелькой и выдвигает два последних предположения. За этой дверью всё-таки кто-то живёт, и этот кто-то сменил код доступа. В таком случае, им остаётся только ждать, когда этот кто-то выйдет наружу: не может же он просидеть в бункере век? Или — это выход на поверхность. В царство Аида. Инна опускает голову и неслышно шевелит губами, силясь вспомнить нужные цифры. В игре она несколько раз пользовалась этими выходами, но каждый раз, стоило ей «спуститься», её выкидывало в самое начало лабиринта. Поэтому шифр, открывающий эти «врата», не был у неё самым ходовым. Инна снова облизывает губы и даже прикрывает глаза, представляя себя не в бетонном переходе, а в сказочной пещере, со сверкающими самоцветами стенами и свисающими с потолка сталактитами. Перед ней не скучная дверь, а богато изукрашенные врата, на которых поочерёдно загораются огненные символы. L, 5, 0, 9, F, 0, 1, Y, 3, &, 7. Инна поднимает веки и как в трансе набирает последовательность букв и цифр. Она почти не верит, что сейчас что-то произойдёт. Если пребывание наверху по-прежнему опасно для жизни, выход скорее всего заблокирован. Панель молчит, но и дверь не открывается. Может быть, Инна забыла какое-нибудь одно число, и прибор ждёт, когда она завершит ввод? Или…
Створки двери разъезжаются, и они оказываются перед входом в небольшую, но довольно чистую кабину.
Инна поспешно заталкивает в лифт Альку и заходит следом. Она только сейчас обнаруживает, что брат так и не натянул штаны.
— Задницу прикрой, — напоминает она, проглатывая обидное «идиотик», и обращает своё внимание на расположенные на стене лифта кнопки. Их немного: один уровень наверх и четыре вниз. «Значит», — кто-то был и под нами, мельком удивляется Инна. Усталость отступает, и Инне внезапно хочется исследовать все этажи. «Потом, не сейчас», — уговаривает она себя и нажимает на самую верхнюю кнопку.
Двери захлопываются, и кабина приходит в движение. Наверху что-то шуршит, внизу трещит, и Инна почти успевает испугаться, но тут лифт останавливается, и перед ними открывается проход в погружённое в кромешную тьму помещение. Инна снова ощупью нажимает кнопку фонарика. Комнатка, в которой они очутились, оказывается совсем маленькой, и она без труда обнаруживает выход: куда-то вверх поднимаются ступени лестницы. На ней Инку поджидает новая проблема: Алька вцепляется в её ногу и наотрез отказывается отпускать. Он просто не помнит, как идти не по ровному полу, а вот по этим странным выступам, и едва не падает при переходе на следующую ступеньку. Сколько лет они прожили без лестниц? Два?.. Нет, почти три года. «Какой ты всё-таки идиот», — шипит Инна обозлённо, но Алька только крепче сжимает руки. Они поднимаются медленно, спотыкаясь на каждом шагу. Но путь, наверное, только кажется им долгим. Скоро в фонарике отпадает нужда — ступени заливает серый рассеянный свет, который становится всё ярче и ярче.
Прежде чем выйти из-под крыши, на открытое пространство, Инна замирает. Внезапно ей хочется бежать со всех ног обратно под землю, пусть больше ей никогда не придётся увидеть людей и небо, пусть она навсегда окажется заперта в комнате с матерью, перед которой так виновата. Но она вдыхает непривычно свежий воздух («вдох, считай до трёх, выдох» — слышится ей голос отца) и ступает с потрескавшегося бетонного покрытия на влажную пожухлую траву. Алька больше не держится за неё. Он делает несколько маленьких шажков вперёд и с открытым от удивления ртом смотрит на небо, на корявые контуры сосен, на хилые берёзки, чьи тонкие ветви усыпаны ржавыми сердечками листков. Алька садится на корточки и аккуратно, кончиками пальцев, трогает траву, отдёргивает руку и брезгливо обтирает её о свитер.
Задувает ветер, и Инна почти машинально скидывает с плеч рюкзак. Надо надеть Альке куртку. Она щурясь смотрит в прозрачное небо в клочьях рваного синтепона. Перистые облака — всплывает откуда-то со дна памяти — дождя не будет. По щекам у неё текут слёзы, но Инна не замечает их и забывает продумывать план дальнейших действий. Просто дышит, упиваясь запахами леса.
— А почему трава не зелёная? — выводит её из транса вопрос Альки.
Брат смотрит на неё с настойчивым любопытством, и Инна не сразу находится, что ответить: самые простые слова не идут на язык:
— Это осень.