— Стреляй в него! Стреляй!…
— Где он? Не вижу! — раздался в ответ голос Рузибаева. — Куда эта сволочь подевалась?!
Примерно в двух метрах от земли Таштемир выпустил трос из рук, и его конец с болтавшимися ошметками подвесной системы помчался вверх, влекомый противовесом.
В несколько широких прыжков Таштемир достиг мотоцикла. Прыгнул в седло, ударил ногой по стартеру. Хорошо разогретый двигатель подхватил с полуоборота. Словно застоявшийся конь, машина рванулась и понесла. Выстрелов за громким треском Таштемир не слышал, он понял, что стреляют, лишь тогда, когда пуля ударила в коляску и, рикошетя, прозвенела над ухом лопнувшей гитарной струной. Капитан круто бросил мотоцикл вправо и увидел, как сразу две пули взметнули песок на том месте, где он только что был.
Таштемир направил машину к шпалере густого кустарника: со стороны улицы взвыли, приближаясь, сирены патрульных машин.
— Нет, ребята! — крикнул Таштемир, ощерив зубы. — Теперь вам Иргашева не взять!
Он свернул с аллеи на едва заметную тропку и помчался по ней со всей скоростью, на которую был способен мотоцикл.
5
Корреспондент республиканской газеты «Сияние Востока» Зяма Глейзер, выступавший под псевдонимом Зия Гумеров, жаждал сенсации. За три года репортерской работы он ни разу не написал ничего более сто-строчной информации. И все это время его не покидало ощущение грядущей удачи. Просыпаясь, он вступал в новый день с тайным ожиданием чуда. Что это будет — пожар, на который он примчится раньше всех, или захват террористами самолета, в котором он будет лететь, а может, посадка корабля инопланетян в его присутствии, — Зяму особо не беспокоило. Главное, чтобы что-то случилось. И тогда он сможет отказаться от осточертевшей беготни по совещаниям и заседаниям затем только, чтобы сообщить, какое на них присутствовало высокое по местным масштабам лицо.
Зяма завидовал ястребам столичной прессы. Его несколько раз прикрепляли в качестве сопровождающего к заезжим глашатаям гласности, которые искали на Востоке не столько острые впечатления, сколько деловые связи и спонсоров. Ошеломляющее впечатление на Зяму произвел Арон Грибовик, краснощекий крепыш, редактор нового столичного еженедельника «Наизнанку». Вдохновляемая и направляемая твердой рукой этого человека армия газетных жучков ковырялась в личной жизни известных людей — художников, писателей, артистов, дипломатов.
Цели выбирались определенные, и стрельба по ним велась жестокая, на поражение. Не каждый обстрелянный типографской краской мог быстро и дочиста отмыться. Борзописцы рыскали повсюду с угрожающим блеском в глазах. Сделав себе имена скандальными статьями, они нередко уматывали за границу, оставляя после себя лишь неприятный запах.
Грибовик оказался человеком контактным, общительным. «Однажды в Сан-Франциско…», «Как-то, помню, в Париже…», «Было это в Монтевидео…» Фразы подобного рода слетали с его языка так легко и просто, что Зяма рядом с Ароном Эдуардовичем ощущал себя безродным пигмеем. Чем он мог ответить?
«Однажды в Бешарыке»? «Помню, это случилось в Каптаркале»?
Уезжая в столицу, Грибовик дружески тряхнул Зямину руку и запросто, как равный равному, сказал:
— Пиши. Ты знаешь, что для нас годится. Если что — звони мне лично.
С этого мгновения Зяма стал ждать сенсацию, как путник, пересекающий пустыню, ждет обещанный проводниками колодец.
Сенсация подвалила в руки сама.
Однажды ранним утром Глейзер прибыл местным поездом в Бешарык. Здесь собиралось совещание сельских арендаторов, и редактор ждал от него информацию в номер — на первую полосу Едва ступив на перрон, Зяма почувствовал, что в Бешарыке что-то неладно. Его наметанный на мелочи глаз отметил, что толпа приехавших с поездом перенасыщена милицией.