Это тебе не восемь часов в колокол отбрякать! Нагляделся, наслушался. Только это не сказки, а сказы да побывальщины прозываются. Иное, слышь-ко, и говорить не всякому можно. С опаской надо. А ты говоришь - сказку!
- Думаешь, про тайну силу, правда?
- А то как же...
- А у нас в школе говорили...
- Мало что в школе... Ты учись, а стариков не суди. Им, может, веселей было все за правду считать. Ты и слушай, как сказывают. Вырастешь - тогда и разбирай, кое быль, кое небылица. Так-то, милачок! Понял ли?..
Старик рассказывал так, будто он сам "все видел и слышал". Когда упоминались места, видные с горы, он указывал рукой:
- Вон у того места и упал... - Около дальнего-то барабана главный спуск был. Тут и собрались, а Степан и говорит... - Теперь нету, а раньше, поправее вон тех сосен, горочка была. Змеиная прозывалась. Данило и повадился туда...
Если приходилось слышать сказ во второй или третий раз, легко было заметить, что старик говорил не одними и теми же словами. Порой менялся и самый порядок рассказа, по-разному передавал он и всякие подробности.
Иной слушатель не выдержит - заметит:
- В тот раз, дедушка, ты об этом не говорил...
- Ну, мало ли... Забыл, видно, а так, слышь-ко, было. Это уж будь в надежде - так!
Всю свою долгую жизнь, "пока мога была", старик работал на рудниках и золотых приисках*. Жизнь горняка и старателя* он "испытал до дна". Все было ему известно, вплоть до "нечаянного богатства". В свои сказы старик вводил многое из того, что сам видал, сам испытал. И наравне с явным вымыслом была в его сказах и чистая правда.
Рассказывая, например, "о старой дороге", он показывал место, где она проходила, хотя никаких признаков ее уже не было. Такая дорога действительно была, судя по историческим документам.
"Старые люди" у Хмелинина живут и действуют близко к исторической правде.
Хозяйка Медной горы, Полоз, его дочери Змеевки* - вся эта "тайная сила"
действует по-человечески, вполне сознательно: одним помогает, других наказывает, барам и начальству всегда враждебна.
Действиями этой силы старик объяснял многое, что казалось непонятным малограмотному горняку прошлого.
"Исчезла жилка - Полоз отвел; в камне оказалось золото - Змеевка прошла, след оставила; нашел человек редкие по красоте и объему глыбы малахита - Хозяйка горы помогла", и т. д.
В результате сказы Хмелинина можно рассматривать как своего рода историко-бытовые документы. В них не только отразилась полностью тяжелая жизнь старого горняка, но и его наивное понимание "земельных чудес" и его мечта о других условиях жизни, каких - сказитель и сам не знал, не мог представить себе, но только не тех, в каких проходила его жизнь.
Сказы В. А. Хмелинина в свое время никем записаны не были.
Заводские служащие - "прахтикованные техники" или "люди с хорошим почерком и бойким счетом" - не могли, конечно, оценить сказы по достоинству, а те, что "стояли повыше" и были чуть грамотнее, относились пренебрежительно к "каким-то сказам старичонки караульного".
Этим "важным людям" было невдомек, что неграмотный "старичонка караульный" с редкой глубиной прочувствовал и понял жизнь горнозаводского рабочего и, как подлинный художник, сумел передать ее в образах, где уральская фантастика переплелась с исторической правдой.
* * *
Память не в силах, конечно, донести полностью все то, что было слышано чуть не полвека назад. В лучшем случае сохранились остов сказа, его стиль, кой-какие имена, названия да некоторые наиболее запомнившиеся выражения. По этим вешкам сказы и воспроизводились. Помогло также некоторое знакомство с историей заводского округа, близость родного местного говора и свой жизненный путь, долгое время проходивший по тем же местам, где работал, жил и слагал свои сказы дедушка Слышко.