Ведьмин час, так его называли смертные.
Но одно дело простые смертные и совсем другое – столица Дарнаса, город тысячи огней и бесчисленного множества жителей. Махина, возвышавшаяся посреди бескрайней пустоши.
Ее стены, поднимаясь высоко к небу, могли служить настоящими проспектами – на их парапетах спокойно разъехались бы три кареты или четыре повозки.
В центре поднимался тонким шпилем обычно ульем шипящий небесный порт, на разных уровнях которого были пришвартованы сотни и тысячи судов.
Днем по улицам сновали люди по своим делам, а ночью они же выходили гулять, веселиться, продолжать свой вечный праздник вереницы веков жизни адепта.
Столица империи всегда дышала жизнью… всегда, но не теперь.
Пустые улицы, закрытые ставни на окнах домов, широкие проспекты, по которым редко когда кто проезжал, кроме военного патруля. Иногда стучали железные каблуки стальных сапог, которыми звенели гвардейцы, отправленные в очередной патруль.
– Комендантский час, – пояснила Рекка для Эйнена и Хаджара, едущих следом за ней. – С десяти часов вечера любой, кто окажется на улице, будет подвергнут тщательному обыску и проверке.
Хаджар посмотрел в сторону “Запретного города”. Из-за того, что дворец императора находился в низине и был окружен не только высокими стенами, но и непроницаемым волшебным куполом, увидеть, что там сейчас происходило, не было ни единой возможности.
Зато взорам открывался вид на административный центр – самую богатую улицу, где стояли дома-дворцы состоятельных дворян и аристократов.
Там же находилось и ателье, в котором Хаджар приобрел себе одежду для злосчастного приема во дворце. Заведение мисс Брами, находящееся едва ли не в центре Восьмого проспекта – клочка земли, где, чтобы построить дом, нужно было иметь имперских монет по весу двадцати таких коней, как тот, на котором ехал Хаджар.
– Разумеется, он касается не всех районов, – ответила на молчаливый вопрос Рекка и тут же мотнула головой в сторону двух аристократических кварталов на севере города. Они, больше напоминающие парк, принадлежали эльфам Дома Зеленого Молота, за высокими стенами там спрятались от внешнего мира лучшие мечники страны, Хищные Клинки.
В них, как и в кварталах еще пяти аристократических родов, было, как всегда, оживленно и ярко. На фоне несметных огней остальная часть столицы выглядела даже несколько убого.
– Они обеспечивают свою защиту самостоятельно, – продолжала Рекка. – А нам с вами требуется поторопиться. Вернее тебе, Хаджар. Эйнена и меня император на разговор не приглашал.
– Если ему так требуется, чтобы я поторопился, могу хоть сейчас оказаться в его дворце.
Рекка, не останавливая коня, обернулась. Ее серые волосы, собранные в тугой пучок, слегка блестели. Какой бы силы ни был адепт, он в первую очередь оставался мужчиной или женщиной.
Видимо, Геран, едва оказавшись в палатах “Запретного города”, отведенных для корпуса стражей, привела в порядок свою внешность. Румяна, легкий блеск на губах, тушь на ресницах, какая-то мазь для волос и новые просторные одежды.
В большинстве случаев женщина всегда женщина. А мужчина всегда мужчина. И об этом не стоило забывать.
– Ты стал сильнее, Хаджар, намного сильнее. Клянусь богами и демонами, я не понимаю – ни насколько ты теперь сильнее, ни как смог этого достичь за такой короткий срок. Но не путай себя со своим учителем, да примут его праотцы. Даже великий мечник Орун лишь с небывалым трудом мог пробить “Шагом белой молнии” защитный купол “Запретного города”.
Рекка, пренебрежительно фыркнув, отвернулась, а Хаджар посмотрел на кружащий над “Запретным городом” волшебный иероглиф. В отличие от остальных подобных магических символов, он состоял вовсе не из плотной энергии, а из самого настоящего камня.
Теперь, став Повелителем, Хаджар не просто лучше ощущал окружающий мир, а в прямом смысле иначе. Он изменился куда больше, чем могла предположить Рекка.
И этих изменений было достаточно, чтобы он понимал, что при желании и десятке секунд времени его “Шаг белой молнии”, в подметки не годящийся тому, которым обладал Орун, все же смог бы пробить брешь, через которую просочился бы Хаджар.
Но даже до сорока лет, проведенных на Горе стихий, Хаджар бы не стал кичиться своей силой или пытаться что-то кому-то доказать. Сейчас тем более.
– Тебе не кажется, варвар, – на очередном диалекте островов прошептал Эйнен, – что ты задолжал мне историю? И к тому же я хочу знать, какой эффект оказала Пилюля Ста Голосов.
Хаджар недоуменно изогнул бровь.
– Я не собираюсь ее воссоздавать, варвар, – островитянин, как и всегда, выражался в своей привычной манере.
Так что понять, какую эмоцию он испытывает на самом деле, можно было, лишь очень хорошо его зная. Хаджар знал своего названного брата просто отлично.
– Не хотел тебя оскорбить, лысый, – тут же ответил он. А затем, набрав в грудь побольше воздуха, разразился тирадой: – Началось все в тот момент, когда я слился со второй половиной своей души, и мы, ну… то есть… я в последний момент разбил печать духа меча.
Знание того, как исполнить последний удар техники “Меча четырех ударов” пришло к Хаджару само. Без диалога или обучения у Черного Генерала.
Оно просто возникло в его сознании, наполнило руки, вновь изменило энергетические каналы, сделав их даже крепче того, чем они уже являлись.
Сначала Хаджар полагал, что именно первый удар – “Летящий клинок” – высвобождал убийственную массу энергии и мистерий, чтобы попасть по максимальному количеству врагов, но уже вскоре осознал, что применял его неправильно.
“Летящий клинок” должен был действительно нанести максимально возможный урон, но только по одной цели. Закончить поединок монструозным, в прямом смысле варварским ударом, уничтожающим броню, тело и, если противник будет слаб, еще и душу.
А вот последний удар с простым, но таким всеобъемлющим названием “Меч” как раз и был создан для того, чтобы уничтожить все, до чего только сможет дотянуться атакующий мечник.
И когда Хаджар высвободил эту мощь, нанес удар по сияющей над осколком тьмы печати духа меча, то поразил одновременно не одну, не две метки нейросети, а все оставшиеся. Всего одним чудовищным по своей сложности и мощи ударом он уничтожил метку духа меча.
И при падении на равнину мира собственной души последнее, о чем подумал Хаджар, было то, стало ли это прощальным подарком Врага или чем-то иным.
Затем последовал удар.
Но не тот, который человек получает, плашмя падая на твердую и холодную землю, а скорее тот, который получает нерадивый ребенок от строгого отца.
Подзатыльник, который заставил Хаджара согнуться в три погибели и едва не выронить меч.
– Что за…
Он выпрямился и пригляделся. Очертания реальности проступали сквозь сумрак круговерти скачущих в сознании мыслей. И очертания эти принадлежали высокому, полураздетому мужчине, чей торс был покрыт шрамами и именной татуировкой. На шее висело ожерелье из клыков.
– Учитель Орун? – неверяще прошептал Хаджар. – Но вы не мой родственник… вас не должно быть в доме моих праотцев.
– Если ты будешь настолько глуп, ученик, то скоро действительно туда отправишься, – засмеялся своим звериным смехом великий мечник. – А пока лучше скажи, где мы?
Хаджар огляделся.
И то, что увидел, поразило его даже больше, чем облик стоящего рядом Оруна.
Они находились на широком горном плато, вниз уходила каменная тропа, выложенная явно не руками природы. Джунгли простирались у подножия, а сверху висела шапка морозного снега.
Хаджар же с Оруном находились посередине.
Не там и не тут, если так можно выразиться.
– Гора Стихий… но как это возможно?
– Значит, гора… – протянул Орун. – Ладно, сойдет. Сам я вижу тренировочный плац, на котором занимался в детстве. Но, думаю, это не так уж важно.
Хаджар попытался осознать сказанное ему учителем, но единственным, к чему привели попытки, была головная боль.