- Да, - протянула она. - Давно я с таким не встречалась. Первое, дай мне фотографию мужа и сына.
Она долго разглядывала снимки.
- Ну, и что ты собираешься в Израиле делать? - спросила она Ларису, не отдавая ей фотокарточки.
- Работать, как все, - ответила Лариса, зябко передергивая плечами.
- Да ты там рабыней будешь. Не понравится хозяину твой маникюр и вышвырнет он тебя с работы.
Васса Никитична начала раскладывать знакомые Лидии карты. Она клала одну карту за другой, и на ее лице все яснее проступало удивление.
- Нет, - сказала она и подняла на Ларису глаза. - Ты не будешь рабыней, ты добьешься успеха и в материальной и в деловой сфере и будешь известная личность в определенных кругах. Ехать тебе надо. Это раз. Второе. Мальчика твоего там поставят на ноги, он будет полноценным человеком, женится, будут у тебя здоровые внуки. А вот третье не очень тебе приятное. Ты знаешь, что твой муж тебе изменяет?
Лариса вскрикнула и схватилась рукой за сердце.
- Да за него там целая борьба идет. Три разных бабы, не зная друг о друге, на тебя через очень сильных ворожек порчу наслали. Поэтому ты так и мучаешься. Я тебе помочь не смогу. Просто не успею. Пока буду одну порчу снимать, две других твой организм разрушат. Уезжать тебе надо срочно. Там эта порча не будет действовать: другая там энергетика Земли и условия другие. Если через месяц ты не уедешь, можешь не ехать вообще. Умрешь что здесь, что там.
- Кто эти женщины? - спросила Лариса. - И чего они хотят от меня?
Щеки у нее пылали от температуры, а руки были белые, как мел, и холодные.
- Смерти они твоей хотят, - уверенно сказала Васса Никитична. - А мужик твой разноплановый. Одна совсем сопливая, одна твоего возраста, а одна ему в матери годится. Каждая из двух старших надеются, что он не уедет, пока ты болеешь, а умрешь - он с ней останется. А эта сопливка ждет твоей скорой смерти, чтобы с ним вместо тебя уехать. Но друг о друге они не знают. Может, и знакомы, но что соперницы не знают. Вот поэтому он и не хочет ехать. Ты все его матери расскажи, пусть она с ним беседует. Да он и сейчас с этой малолеткой у себя на работе упражняется. Вот тебе телефон, звони его матери, пусть их на горячем застукает.
У Ларисы стучали зубы и дрожали руки. Лидия Васильевна сама позвонила Фане Марковне, та тихо ойкала, слушая рассказ Лидии Васильевны.
Оплата за последние восемь лет возросла в три раза. На прощание Васса Никитична сказала:
- Я здесь еще пару лет поживу, если потом понадоблюсь, у жильцов этой квартиры новый адрес узнаешь.
- А почему у вас теперь другое имя? - спросила Лидия Васильевна.
- Ты, вроде, женщина умная, а вопросы задаешь глупые. Ты ведь биолог, я не забыла? Вот и подумай над этим.
Лариса уехала в Израиль через десять дней. Фаня Марковна не вдавалась в подробности, но дала понять, что всем ее трем несостоявшимся невесткам после беседы с ней мало не показалось. Лариса с Марком не объяснялась, но он присмирел и слезно просил у нее прощения. Через несколько лет после приезда в Израиль Лариса уже была хозяйкой швейной фабрики, сын Ларисы прошел курс обучения в специальной школе и работал на производстве у матери. Он женился, и Лариса уже дважды была бабушкой. Марик попытался найти себе место по специальности, но оказалось, что инженеры его уровня без знания языка работают на заводах простыми рабочими. Сначала он впал в депрессию, а потом стал помогать жене, и за прошедшие пятнадцать лет они открыли несколько филиалов фабрики в разных городах и фирменные магазины.
Только через десять лет Лидия Васильевна опять вспомнила про Анфису-Вассу. Маша училась в выпускном классе, шла на золотую медаль. После первой четверти девочка начала жаловаться на головные боли, стала вялой, быстро уставала, потеряла аппетит. Вячеслав защитил докторскую диссертацию, был общепризнанным диагностом, но установить причину болезни дочери не мог.
- Ты своих лечить не умеешь, - высказывала мужу Лидия Васильевна. - Тогда с Лорой разобраться не смог, теперь Маша на глазах таит. Профессор в доме, а толку нет.
- Человеческий организм слишком сложный и индивидуальный механизм, - парировал муж. - То, что легко определить у одних, почти невозможно у других. И лечение всегда индивидуально. Не торопи меня, я разберусь, что с Машей.
Но когда дочка отказалась идти на Новогодний вечер, сказав, что у нее нет сил, Лидия Васильевна поехала к Вассе Никитичне. Пожилой мужчина, живший теперь в той квартире, где они побывали с Ларисой, сказал, что бывшая хозяйка живет в одном из новых районов. Лидия Васильевна отыскала нужную улицу, поднялась на второй этаж шестнадцатиэтажного дома и оказалась в той же обстановке, которую уже видела дважды. Хозяйка тоже не изменилась, хоть прошло восемнадцать лет со дня из первой встречи.
- Постарела ты, девонька, - сказала Васса Никитична. - Зови меня теперь Евдокия Тихоновна. Догадалась, почему я меняю адреса и имена?
Лидия Васильевна кивнула.
- То-то. Как я объясню через восемнадцать лет, что Анфисе Назаровне все еще пятьдесят? Ну, с чем пришла на этот раз? У сестрицы твоей все в порядке?
- Да, спасибо, у нее все хорошо, а вот у меня с дочерью проблема.
Евдокия Тихоновна рассматривала фотокарточку Маши.
- Ладненькая девочка, но не в тебя пошла. Видно, отцовская кровь верх взяла. Что я тебе скажу, милая. Есть среди ее окружения женщина твоих лет, невысокая, худощавая, красится в темный цвет, - Евдокия Тихоновна закрыла глаза. - Любит синий и голубой цвета, одежду этих цветов носит. Мешает ей твоя дочка. Смерти она ей не желает, но ослабить ее здоровье хочет.
- Зачем? - испугано спросила Лидия Васильевна.
- Чтоб отобрать у нее что-то для своего ребенка.
Лидия Васильевна не верила своим ушам.