- Анатолий Иванович, мне в Москву надо съездить дней на пять.
- Да что ты говоришь? А, может, в Амстердам или в Париж? В любой из этих городов ты можешь просить командировку с одинаковым успехом. Нет для этого оснований. Ясно?
- А если я возьму неделю за свой счет?
- Ты смотри, как тебя разобрало. Откуда у тебя такие деньжищи? Тут еле-еле концы с концами сводишь от зарплаты до зарплаты, а подчиненные за свой счет по столицам разъезжают!
- Я у родителей займу, - сказала Алла. - Но должна я в этом разобраться, хотя бы для себя.
- Евгения Никифорова в августе была в подмосковном пансионате вместе с мужем и дочкой. Вот и поедешь справки навести. Сейчас я пойду к Березке и получу добро на командировку.
- А лавры пополам? - спросила Алла.
- Вот уж нет. Забирай все себе. Я в эти игры не играю. У меня дети-школьники.
Через полчаса Алла ехала на вокзал за билетом до Москвы. В московской прокуратуре, где она отмечала командировку, Алле подсказали, как выйти на автора передачи "КГБ раскрывает свои архивы". С его помощью Алле удалось узнать только одно дополнение к интересующему ее вопросу: сестра Марфа никогда и никому, даже сотрудникам органов безопасности ничего о себе не рассказывала, но она всегда в своей жилой комнате держала собаку, порода была всегда одна - мраморный дог, вернее догиня, и имя было всегда одно - Лайма. В хранилище находились личные вещи сестры Марфы. Она носила монашескую одежду, ничего интересного для Аллы. Но старый-престарый собачий поводок ее заинтересовал. Она его сфотографировала со всех сторон.
В секретариате патриархата Алле дали справку, что сестра Марфа поступила в монастырь святых Лавра и Фрола двадцать седьмого сентября по старому стилю ровно сто лет тому назад. Ее мирское имя - Евгения Никифорова, но откуда она родом, никто не знает. Молодой монах-секретарь сказал Алле тихим голосом:
- Есть в этом архиве странные документы о сестре Марфе, но я не имею права их разглашать. Могу добавить, что с тысяча девятьсот двадцать второго года она ни разу не исповедовалась, хоть и носила монашеское имя и одеяние.
И тут Аллу осенила догадка.
- Скажите мне, если можете, кто был духовником этого монастыря, кому исповедовалась сестра Марфа?
- Это был отец Епифаний.
- А как его мирское имя?
- Борис Клюев.
- Спасибо вам большое. До свидания.
- Да хранит вас Бог.
Алла вновь поехала к автору передачи.
- Я хочу выяснить, был ли у царской охранки агент Борис Клюев? Я думаю, что он просто обязан был быть агентом.
Автор передачи был журналистом с большим опытом, и потому без труда сориентировался, где надо искать сведения о Борисе Клюеве. Его личное дело было найдено, и среди прочих документов Алла прочла его донесения, переправленные шефу жандармерии Санкт-Петербурга, датированные тысяча девятьсот тринадцатым годом. Там говорилось, что в монастыре, где агент является духовником, находится монахиня-прорицательница, которая утверждает, что девятнадцатого июля тысяча девятьсот четырнадцатого года начнется война с Германией, далее шло описание известных из истории событий. На донесении стоял росчерк шефа жандармерии "Чушь". Следующее донесение, касающееся сестры Марфы, относилось к декабрю тысяча девятьсот шестнадцатого года. Борис Клюев, видимо, получил запрос о ее биографии. Вот что он писал:
"Двадцать седьмого сентября тысяча девятьсот четвертого года на подворье монастыря появилась женщина в странных одеждах и странного вида. Как она попала туда через закрытые ворота, было непонятно. Одета она была в штаны и рубаху фиалкового цвета, на ногах были штиблеты странной формы, а под верхней одеждой было срамное исподнее, которое мне показала мать игуменья Серафима. Волосы у сей женщины были стрижены и крашены. Ногти на руках и ногах также крашены. Она держала в руках кожаный, длинный ремень и какую-то коробочку с кнопками, на которых были написаны цифры. Женщина эти назвала себя Евгенией Никифоровой и сказала, что она из две тысячи четвертого года. Мы посчитали ее безумной. Она и правда вела себя как одержимая: рыдала, металась, завала мать, повторяла слово "лайма". Монахини изловили ее, связали, ее бесовское платье сожгли, так же, как и коробочку, которая от огня оплавилась и распространяла невыносимое зловоние. Я наложил на женщину епитимью. Каждый день я читал над ней молитвы в течение сорока ден. Она получала в это время только хлеб и воду. Первые дни она неистовствовала и говорила странные речи, но к концу срока смирилась, приняла в последствии постриг, получив имя Марфа. Никогда больше она не заговаривала о своем прошлом. На исповеди говорила, что ничего не помнит. Мне кажется, что она лукавит, но допытаться от нее больше ничего не удалось. Дар пророчества у нее открылся в первый год после пострига. Я уже доносил в тысяча девятьсот тринадцатом году, что сестра Марфа предрекла войну с кайзером Вильгельмом во всех подробностях. Сейчас она утверждает, что Его Величество Государь Николай Александрович в феврале отречется от престола, будет сформирован кабинет временного правительства во главе с господином Керенским. В октябре будущего года произойдет революционный переворот. Власть перейдет в руки черни, а в июне тысяча девятьсот восемнадцатого года семья Государя и Он сам будут расстреляны в Екатеринбурге. И еще множество подробностей сообщает сестра Марфа. Она просто рассказывает, будто знает все это давно".
На донесении была резолюция "Доставить в Санкт-Петербург для допроса". Но, видимо, последующие исторические события развивались столь стремительно, что это распоряжение выполнено не было.
Алла побывала в подмосковном пансионате, собрала бесполезные сведения о семье Никифоровых. Прощаясь с журналистом, она спросила:
- Вы будете использовать эти сведения в своих последующих передачах?
- Нет, - ответил он, - еще не время для таких сенсаций. У меня самого это в голове не укладывается. Не стоит пока будоражить общественность. К счастью, такие случаи происходят, видимо, крайне редко. Ведь настоящих прорицателей было очень мало.