– И зачем он тебе, дуре? – швабра размеренно и широко катается по полу, размазывая по плитке потоки грязи. – Он ж в тебе ничего не видит, от того и не берет. Скучно ему. Неинтересно. Ты вот здесь себе сидишь цистит зарабатываешь, а он уже дома десятый сон смотрит…
– Ну и что! – упрямо трясу светлыми волосами, сжимая пальцы в кулаки насколько могу. Перестаралась с длиной накладных ногтей. – Я люблю его между прочим! И сдаваться не собираюсь! Он еще будет моим!!!
– То есть это твое заветное желание? – сиплый смех обрюзгшего тела кажется неестественным на фоне цепких травянисто-зеленых глаз, что вперивает в меня уборщик. Его повисшая в зубах сигарета, курится сама по себе, а кряжистые волосатые руки утыкаются в живот, напоминающий мне колышущийся медузий купол.
– И что? – длинно шмыгаю носом, злясь на этот глупый разговор.
– За исполнение таких желаний надо платить, детка, – он вроде стоит на месте, но меня не покидает ощущение, что некая безликая живая тьма нависает надо мной. Хотя, скорее всего, это просто иллюзия от чуть мерцающей лампы дневного света. – Временем, силами, волей… Иногда надо создать себя заново, чтобы получить сокровенное…
– Мне этого для него не жалко! – скрещиваю руки на груди. От боли, что он оставил меня здесь одну наедине с этим страшным типом у меня ноет сердце. Но я не сержусь на него. Он же не предполагал, что со мной может что-то случиться. Этот клуб на самом деле хороший… Но так хочется оказаться в его объятиях, вдохнуть запах табака и холодных горьких цитрусов и забыть обо всем на свете.
– Даже так… А если он тебе не пара? И не оценит твоей жертвы? – уборщик качает кудлатой головой, в очередной раз испуская протяжные звонкие ветры.
– Не важно! – в мыслях о нем меня всегда преследует отвага. Вот и сейчас она снова поднялась в бой.
– Как интересно… А есть хоть что-то, что тебе для него жалко? Что бы ты не стала делать или отдавать за шанс быть с ним? – сиплый голос обретает песочную зыбкость. Он будто касается моей души, просачиваясь куда-то очень глубоко и страшно.
– Нет, – мои слова храбрее меня в миллион раз, и звучат они как столпы новорожденной воинственной вселенной, – я все отдам за то, что быть с ним рядом…
–Хм… – уборщик кривит свои сизые толстые губы, и мне они вдруг начинают напоминать червей. – Что же… Будь по-твоему… Твои слова услышаны…
Учитель
Мне нравится, что мои ученики не склоняют головы, а слушают друг друга и знания с открытыми лицами и сердцами. Десять детей лет восьми спокойно сидят вокруг меня на пуфиках, в то время как более старшие ученики углубились в недра лабиринта окружающей нас библиотеки. Восточный ветер чуть касается наших лиц, пробегая под одной из многочисленных каменных арок, принося с собой ароматы «Сада Рождений». Делаю глубокий медленный вдох. И улыбаюсь тому, как восьмилетки старательно раздувают носишки, повторяя за мной. Пахнет солью и горьким медом. Едва уловимый шлейф приносит радостные вести. Чуть наклоняюсь вперед на своем уютном кресле.
– Итак… Вопрос… Который нам следует себе сейчас задать… Звучит…– дети оживают от моих неторопливых слов мелкими движениями, – Пиоро?
Упитанный невысокий мальчик с кудрявыми темными волосами радостно подскакивает на ноги, когда я киваю ему, и принимается тараторить.
– Что… что Вселенная пытается …. Нет. Не так! Что…
– Не торопись, – подбадриваю его кивком, – подумай еще раз и скажи.
Пиоро зажмуривается и надувает щеки. Другие дети хихикают, склоняют головы на бок или качают ногами, ожидая, когда их друг соберет мысли в единую систему.
– Каким именно из происходящих в ней событий Вселенная посчитала нужным поделиться с нами? – наконец выпалил он тонким испуганным голоском.
– Молодец, Пиоро, все верно! – Мальчик шумно опускается на пуфик, – и что же по-вашему сейчас происходит?
На ноги сама поднимается Лода. Бойкая девочка с россыпью бриллиантовых нитей в молочных волосах. Они ей до странного не идут, но дань традициями соблюдена честно. Простая одежда детей кажется неуместной по сравнению с драгоценными нитями в прическах девочек и обручами, сплетенными сложными узорами из золотой проволоки, на лбах мальчиков. Лода – всезнайка, чем очень гордится. И потому перед тем как начать ответ она старательно вздергивает подбородок.
– Вселенная прислала своего посланника ветра из «Сада Рождений», – поставленный голосок льется, как раскаленный металл, не оставляя возможности для возражений или попыток что-либо изменить, – он принес нам весть о том, что цветы новой жизни готовы распуститься в течение трех дней. А значит стоит готовиться к главному празднику – «Дню Сорванных Масок».
В библиотеке за моей спиной наступает такая тишина, что я невольно пытаюсь припомнить: нет ли там кого из старших учеников, которым в этом году сровнялось семнадцать. Но насколько я знаю, там лишь пятеро детей. И старшему юноше четырнадцать с половиной лет.
– Так и есть, Лода. Ты делаешь успехи. Садись.
Я вижу, что она недовольна. Она хотела рассказать всем о «Дне Сорванных Масок» и стать лучшей ученицей сегодняшнего дня. Но Лоде предстоит учиться держать в узде свою гордыню, так что я переношу свое внимание на Ленву, что с силой сцепила тонкие пальцы в замок.
Она стесняется своего голоса. Со стороны может показаться, что у нее в горле сидит испорченный приемник, из которого то раздается хриплый шепот, то оглушающий ор. Но я знаю, что если не давать Ленве замыкаться в себе, а стараться учить ее управлять своим даром, то когда она вырастет, никто не станет смотреть на ее неказистую внешность. Страстный, манящий, то едва ощущаемый, то заслоняющий собой небо и здравый смысл голос ее будет ставить на колени всех, с кем она решит говорить.
– Я? – хрупает Ленва, неуверенно тыча себя пальцем в грудь и нервно поднимаясь на ноги, – а… Хорошо… Я расскажу… Сейчас…
Она краснеет, специально откашливаясь. Пару раз приоткрывает рот, не решаясь начать, но потом вдруг певучие звуки прогоняют по телам всех присутствующих мурашки.
– В начале времен, когда Вселенная только искала это место, чтобы назвать ее любимым домом, встретились Свет и Тьма. Они пришли с разных концов великого пути, что проделали порознь, и, взглянув друг на друга, поняли, что в каждом из них есть часть другого. Ибо не бывает абсолютного света и тьмы, иначе сама суть их теряет смысл. И разглядев друг в друге то, чего не хватало им все их бесконечно долгое существование, обнялись они в радости и замерли в покое. Через некоторое время Вселенная нашла их и, увидев такую гармонию, остановилась в восхищении. А когда Свет и Тьма обратили на нее свои взоры, она попросила разрешения стать их частью. Взамен она обещала им растить и лелеять их детей. И любить их вне зависимости от того, чья именно природа будет жить в них – Тьмы или Света – ибо все равны, приходящие в чертоги Вселенной, получившей дозволение существовать в Гармонии.
Ленва делает судорожный вдох, и мне хочется, чтобы она и дальше рассказывала так, будто дыхание – это нечто лишнее, не дающее ей развернуться в полную силу.
– Вселенная создала для нас «Сад Рождений», где мы появляемся под вечно рассветным небом. В нем трудятся жрицы Священных Цветов, помогающие детям родиться и взрослеть. Она дала нам Бесконечную Библиотеку с Учителями, что помогают нам научиться слышать окружающий нас мир и принять себя и свои способности. Вселенная выстроила для нас дом – Замок Тысячи Миров, где мы можем жить и выходить в другие миры на работу, если не сможем оказаться полезными тут. Или такова будет наша миссия. Нам дан «Сад Снов», где отдыхают те, чья миссия не может быть завершена пока с них не сорвана Маска.
И наконец, нам дан праздник – День Сорванных Масок, на котором мы можем узреть свое истинное лицо и предназначение. Если глиняная Маска, что надевают в тот день всем тем, кто достиг семнадцати лет, раскалывается на части и осыпается с лица полностью, значит ты волен выбирать свой путь. Ты можешь стать кем угодно. Выбор открыт. В тебе достаточно и Тьмы, и Света, и гармония в тебе не требует перемен.